– Что еще?
Мастеровой тревожно огляделся, словно ожидая, что из мрака зимней ночи может появиться призрак.
– Перед тем как я пошел к вам, – облизнув пересохшие губы, прошептал он, – в тумане я увидел силуэт человека. Огромный такой и сотканный из клубов дыма. Он таращился на мой дом и шел за мной по пятам. Мне почудилось, что кроме своих шагов я слышу еще и его шарканье. Пару раз я оборачивался, но никаких следов на дороге не было. Может, оно мне и померещилось…
И мастеровой спустился с крыльца. То была их последняя встреча.
Назавтра на него рухнула стена того самого дома, а когда артельщики вытащили беднягу из-под камней, он был уже мертв.
Вернувшись, ван Агтерен застал своего господина в гостиной. Ученый изучал книгу. Он взыскательно ее оглядывал, выискивая на корешке или обложке признаки потаенного механизма, с помощью которого можно было бы открыть фолиант.
– Просто уму непостижимо! – встретил Схюлер своего подручного восторженным возгласом. – Потрогай ее, Йохан! Обложка на ощупь теплая, как человеческая плоть!
После рассказа мастерового Ван Агтерен прикасаться к фолианту не пожелал. Он досконально пересказал своему господину все, что узнал о находке мастерового, чем лишь вызвал у Схюлера смех и шутливое признание, что туман способен одурачить любого профана.
Через несколько минут ван Агтерен покинул гостиную и вышел в коридор, где и повстречал Эйлин, которая несла свечу.
– Кого к нам занесло на ночь глядя? – спросила она.
– У нас был местный работяга. Он обнаружил старинную книгу и принес ее твоему батюшке, – объяснил ван Агтерен.
– И что за книга?
– Понятия не имею, – пожал плечами ван Агтерен.
– Но ты ее видел?
– Конечно, хотя в глубине души я уже об этом жалею. Лучше б она мне вообще на глаза не попадалась.
Эйлин покачала головой.
– Иногда ты мне кажешься очень странным, – промолвила девушка.
– Значит, ты тоже до удивления странная, – ответил он. – Иначе как бы ты меня любила.
– Ты прав.
Губы ее приоткрылись, и он припал к ним поцелуем.
– Мой отец… – начала Эйлин.
– Поглощен изучением фолианта.
– У меня вот-вот начнется время алых роз, – смущенно улыбнулась она, – разрешаю тебе навестить меня на ложе.
Отказа с его стороны не последовало.
* * *
Ван Агтерен остался у своей возлюбленной на целую ночь, хотя и был начеку. За домом приглядывала парочка въедливых пожилых слуг, давать которым повод для сплетен – откровенный риск. Может выйти боком. К тому же старика Схюлера он искренне уважал, хотя и не настолько, чтобы отказываться от утех с его дочерью. Неизвестно, до какой именно степени старик осведомлен об их связи: незачем провоцировать подозрения, даже если они и вполне обоснованны.
На рассвете ван Агтерен выскользнул из спальни Эйлин и направился к себе. Путь пролегал мимо кабинета Схюлера. Приблизившись, ван Агтерен заметил, что дверь в комнату приоткрыта. Прежде чем войти, он учтиво постучал о косяк, но ответа не получил. В помещении никого не оказалось, а смежная каморка, в которой ученый отдыхал, пустовала. Не оказалось Схюлера ни на кухне, ни в гостиной – впрочем, входная дверь была не заперта.
Вероятно, Схюлер решил прогуляться в ранний предутренний час, подумал ван Агтерен.
Однако слуги, которые готовили завтрак, твердили, что не видели хозяина.
Ван Агтерен забеспокоился.
Вскоре встала Эйлин, но о местонахождении отца могла сказать не больше, чем остальные. Впрочем, она не слишком волновалась. Характер у старика был взбалмошный, с резкими перепадами настроения; мало ли что ему могло втемяшиться, хотя шастать по улицам в неурочные часы у него в привычки не входило. Однако ван Агтерену было не по себе. Наспех позавтракав, он отправился на поиски своего наставника.
Тилбург был небольшим городком, но во всех его скромных пределах Схюлера не обнаружилось. Как в воду канул.
* * *
В таверне «Знак дуба» ван Агтерен налил Кувре очередной стаканчик женевера.
– А вы меня заинтриговали, – признался Кувре. – Но я до сих пор не пойму, зачем вы в качестве слушателя выбрали именно меня.
– Но моя история в самом разгаре! – воскликнул ван Агтерен. – Худшее еще впереди.
Он с извинением отлучился по нужде, оставив своего собеседника в одиночестве. В таверне скапливалось удушливое, сыроватое тепло, а в голове у Кувре начинало понемногу шуметь от хмеля. Надо бы заканчивать с джином: ишь как поднабрался. Может, подышать воздухом?
И он выбрался наружу. Мальчишка-работник отскребал снег, формируя для посетителей дорожку, но на нее сразу же сеялись рассыпчатые снежинки.
И тут Кувре заметил, что по дорожке шествует какая-то тучная фигура в черном (кстати, она была тучной в буквальном смысле слова – и более смахивала на пухлое облако, чем на человека).
А в следующее мгновение все исчезло.
Должно быть, игра тусклого света и сгущающегося снега, подумал Кувре.
– Ты знаешь этого прохожего? – указывая рукой, осведомился Кувре у парнишки.
– Какого? – делая передышку в работе и утирая нос, спросил тот.
– Он прошел здесь только что.
– Вы чего-то путаете, mijnheer, – ухмыльнулся сорванец. – Выпили, наверно? Я разгребаю снег уже несколько часов кряду, а мимо меня хоть бы одна душа протопала. Да и свежих следов на дорожке вообще нету.
Мальчишка не ошибся: снег припорошил старые следы, а новых на нем пока не появилось.
Несмотря на холод, Кувре побрел до ограды и принялся пристально высматривать тучного прохожего, но тщетно.
Даже цепочка следов от гостиницы принадлежала единственно Кувре.
Он возвратился в таверну, где его ждал ван Агтерен.
– Где вы были? – встрепенулся он.
– Подышать захотелось, – ответил Кувре.
– А вы храбрее, чем я. Я и наружу-то не высовывался – так, пустил струю с крыльца. Извините, но у вас обеспокоенный вид.
Кувре прихлебнул женевера.
– Мне показалось, что я кого-то видел, – промолвил он. – Но это был обман зрения.
Ван Агтерен насторожился.
– Говоря насчет «кого-то», вы можете хотя бы примерно его описать?
– Фигура в черном. Вроде мужчина, глыбистый такой. Он напоминал громадную такую тень на фоне теней. А когда я пустился вдогонку, то никого не обнаружил.
Ван Агтерен испуганно оглянулся на дверь, как будто тучный незнакомец, привлеченный аурой их разговора, мог нагрянуть сюда. Вся недавняя оживленность с голландца схлынула, он был близок к слезам.
