Гарри.
Долли сидела на пушистом молочно-белом ковре с верным Вулфом у ног и прижимала листок к груди. Она перечитывала его снова и снова, стараясь понять, что на нем написано. Там не было ни даты, ни слова о любви, только простые инструкции. В банковской ячейке хранились те самые тетради, о которых спрашивал Боксер Дэвис, в этом не было ни малейшего сомнения. Об их существовании Долли, разумеется, знала, ведь Гарри постоянно что-то записывал и составлял списки. Этому научила Роулинса мать: без надежных контактов – криминальных или вполне легальных – любой бизнес обречен на провал. Именно старуха внушила сыну, что все записи должны храниться под замком. Тогда никто не посмеет пойти против него.
Долли заучила письмо наизусть и затем сожгла его, а ключи нацепила на кольцо к своим ключам. Гарри гордился бы ею. Неся Вулфа на второй этаж, Долли повторяла про себя пароль: «Хангерфорд, Хангерфорд». Запомнить его было нетрудно, как и имя, которым вдове надлежало представиться в банке: сначала «миссис», потом инициалы Гарри, а потом «Смит».
Готовясь ко сну, Долли гадала, сколько заплатили бы Фишеры за то, чтобы добраться до тетрадей Гарри. Женщина расчесала волосы и подошла к окну. Неподалеку от ворот ее дома была припаркована полицейская машина без опознавательных знаков – чтобы следить за ней, Долли Роулинс, не иначе.
– Мерзавцы, – тихонько выругалась женщина и задернула шторы.
Глава 3
Почти два дня дом Роулинсов наводняли полицейские, обыскивали в нем каждый дюйм. Они даже вспороли в детской обивку колыбели и распотрошили перочинным ножом матрасик. «И эти люди считают нас животными», – думала Долли, сдерживая слезы. Комната их мертворожденного малыша – священное напоминание о мальчике, которого они с Гарри потеряли, – теперь была замарана и осквернена. Долли словно заново пережила утрату ребенка. И хотя женщина была глубоко ранена столь грубым пренебрежением к ее чувствам, виду она не подала.
Закончив обыск в доме, полицейские перебрались во двор. Перекопали весь сад, опустошили все цветочные горшки, просеяли землю, однако не нашли ничего: даже квитанции из химчистки, которая показалась бы подозрительной.
В кабинете все ящики письменного стола Гарри были вывалены на пол, вскрыт каждый конверт, прочитано каждое письмо, вытащена из рамки каждая фотография. На глазах у Долли уничтожался ее прекрасный дом. Однако женщина лишь молча наблюдала за этим варварством, и только напряженная спина выдавала ее гнев. Они ничего не найдут – это Долли знала наверняка. Гарри копам не по зубам. Но, увидев, как на ее диване, перевернутом вверх дном, сидит констебль Эндрюс и разбирает на части рамку с фотографией, Долли взорвалась:
– Поставь это на место, ты, мерзавец! – и попыталась вырвать рамку из лап полицейского.
Эндрюс посмотрел на Фуллера, который в этот момент читал личные письма Долли. Женщина тоже повернулась к сержанту:
– Скажите ему, чтобы не трогал рамку! Это наша последняя совместная фотография на годовщину свадьбы.
Фуллер продолжил чтение.
– Отвезите снимок в Скотленд-Ярд, – бросил сержант Эндрюсу, не удостоив Долли взглядом. – Нам нужен приличный портрет Роулинса, чтобы показать жертвам всех нераскрытых вооруженных ограблений в Лондоне.
Для Долли это стало последней каплей. Она пробралась через разбросанные повсюду вещи к телефону.
– Это произвол! – заявила она Фуллеру. – Я хочу поговорить с вашим начальником. Как его зовут? – (Ответа не последовало.) – Вам придется отвечать за это безобразие! И я хочу, чтобы мне вернули часы мужа… Вы слышите? Я купила их ему в подарок и требую, чтобы мне их вернули! Это все, что от него осталось.
Фуллер по-прежнему игнорировал Долли, что страшно выводило женщину из себя. Она сняла трубку.
– Ваш начальник – кто он? Имя!
Только тогда Фуллер поднял на Долли глаза.
– Детектив-инспектор Джордж Резник, – с усмешкой ответил он.
Долли бросила телефонную трубку, словно та вдруг раскалилась добела. Детектив-инспектор Джордж Резник был единственным человеком, который мог заставить Гарри нервничать. Как-то раз Резник заявился к ним домой, чтобы допросить Долли в связи с нападением на машину инкассаторов и найти доказательства того, что в преступлении замешан Гарри. Тогда Резник пообещал Долли, что Гарри Роулинс все равно получит пожизненное – сколько бы жена его ни выгораживала.
После того случая Долли предупредила Гарри, что с Резником необходимо разобраться раз и навсегда.
– А было бы забавно, – будто мимоходом добавила она, – пустить слухи о том, будто это Резник не чист на руку. Только представь: все бы думали, что он берет взятки, а пресса просто случайно об этом пронюхала.
В следующее воскресенье за завтраком Гарри бросил на стол свежий номер «Мировых новостей». На первой странице лежала в руинах карьера Резника. Гарри улыбнулся жене и открыл бутылку шампанского. Они выпили за то, что больше никогда не увидят этого инспектора.
Но похоже, Резник снова взялся за старое, полагая, что теперь, когда Гарри больше не может защитить себя и жену, запятнать его имя будет гораздо проще.
– Мой муж мертв, – сказала Фуллеру Долли. – Неужели вам этого недостаточно?
Невысокого роста, плотно сбитый, детектив-инспектор Джордж Резник быстрым шагом шел по коридорам участка – во рту неизменная сигарета, плащ расстегнут, на затылке видавшая виды шляпа. Под мышкой Резник сжимал тяжелую толстую папку. Проходя мимо кабинетов, он, не замедляя шага, толчком распахивал двери и выкрикивал приказы:
– Фуллер, ко мне, быстро, захвати отчеты! Эндрюс, принеси мне кофе! Элис, чтобы заключения патологоанатома были на моем столе сегодня же!
Резник не видел тех, к кому были обращены его указания, тем не менее знал, что все они будут исполнены. Добравшись до своего кабинета, инспектор достал ключ, отпер дверь, вошел и закрыл ее пинком так, что задребезжало уже треснутое стекло.
Элис, прижимая к груди требуемые документы, выскочила из своей коморки в коридор, где Эндрюс как раз чуть было не налетел на Фуллера.
– Кофеварка сломана! – объявила секретарша.
Эндрюс побледнел. Ох, Резнику это не понравится. И констебль рысцой побежал прочь в поисках другой кофеварки.
Время перевалило за половину десятого, а Фуллер дожидался совещания с девяти утра. Он раздраженно поправил и без того ровный галстук и постучался в кабинет инспектора.
– Войдите! – рявкнул из-за двери Резник.
В кабинете начальника царил обычный беспорядок. Все имеющиеся поверхности были заставлены стаканчиками из-под кофе, переполненными пепельницами и завалены разнообразными бумагами. Даже на полу выстроились стопки папок. Архивный шкаф не закрывался: слишком много всего в него было набито. Посреди этого хаоса и стоял сейчас Резник с десятой за утро сигаретой в зубах. Инспектор натужно кашлял и читал какой-то документ.
