Джаспер тоже замолкает, молча разглядывает, как бармен управляется с кофейным автоматом за стойкой бара.
– Ваш отец никогда не отличался особой общительностью. Разве что водка порой развязывала ему язык. Примет на грудь и тогда начинает изливать свою душу. А так он главным образом выражал себя посредством своих работ. И пожалуй, именно неразговорчивость в чисто человеческом плане сделала из него такого великого художника.
– Получается, что все эти наброски – это разговор отца со мной? – Я указываю пальцем на тетрадь: выцветшая от времени сероватая обложка, пожелтевшие страницы, обтрепанные края по уголкам. Какое-то время я молча пережевываю булочку, потом глотаю кусок.
– Вы, Нелл, в разговоре со мной пошутили, спросили, нет ли у меня карты той местности, где сейчас скрывается ваш отец. Так вот, отвечаю. Эта тетрадь и есть карта местности, где он бывал, и не раз. Быть может, он сейчас еще там. И он хотел сберечь эту своеобразную карту для вас. – Джаспер смотрит на меня своими зелеными глазами. Надо же, думаю я. Было время, когда они с отцом на пару зажигали так, что весь Нью-Йорк стоял на ушах. Да и не только он. Боже мой! Какими, должно быть, они были великими и несравненными. И какими свободными… Творили что хотели и куролесили как хотели.
– И за все эти годы ни единой весточки от отца? Ведь вы же были его лучшим другом.
– А вы – его дочерью! – мгновенно парирует он и делает глоток. Наверняка у него кофе черный и без сахара. И само собой, без молока. – Насколько я понимаю, вы тоже не получали от него никаких вестей. – Джаспер залпом осушает свою чашку до дна и тяжко вздыхает. И теперь я вижу, какой у него усталый вид. Он похож на старого, замотанного жизнью, неухоженного шарпея со сбившейся в клочья шерстью. – Да! Хотелось бы мне, чтобы все сложилось по-другому. Видит бог! Я о многом жалею сейчас. Например, о том, что не проявил должной настойчивости, не сумел отговорить его, заставить подумать еще и еще раз. Но ваш отец был таким, каким он был. Если уж что надумал, то уже не сворачивал назад.
Бармен громогласно оповещает, что готов заказ на двойную порцию латте с пенкой, приглашая клиента к стойке. А мы оба погружаемся в затяжное молчание. Добавить к сказанному нечего. Джаспер абсолютно прав. Люди не меняются со временем. А потому и надеяться особо не на что.
Глава шестнадцатая
Питер задерживается на работе допоздна. А потому Джейми и Саманта решили составить мне компанию, вырвались на часок-другой, чтобы заправиться в моей компании куском пиццы в пиццерии Рэйз, что на углу улицы. Я сижу за столиком и лениво листаю тетрадь отца, пытаюсь обнаружить некий скрытый смысл в том, что он изобразил. Попутно набираю номер Андерсона, но он не торопится ответить на мой звонок. Наверняка подвыпил и дрыхнет как ни в чем не бывало, решаю я. Или беседует по другому телефону со своим агентом. В принципе и такое возможно тоже.
– Почему бы тебе не позвонить матери и не расспросить у нее об этом альбоме? – спрашивает у меня Саманта, аккуратно вытирая салфеткой уголки губ.
– Если бы она знала о существовании этой тетради, то уже давно бы рассказала мне о ней.
В самом деле? И откуда же такая уверенность?
– Люди порой способны на странные поступки, особенно если обстоятельства, в которых они оказались, тоже странные, – размышляет вслух Джейми, словно читая мои мысли.
– Например? – интересуется Саманта.
– Я исхожу исключительно из собственного опыта. Мне приходилось сталкиваться с огромным количеством людей, которые всячески пытались хитрить, ловчили, ускользали, пользуясь любым предлогом для того, чтобы скрыть правду об истинном положении дел. Дети, которые будут безутешно оплакивать на похоронах своих родителей, а на самом деле ждут не дождутся, когда те умрут и оставят им наследство, муж, который сообщает в полицию о случившейся с ним на дороге аварии лишь после того, как предварительно высадит из машины свою любовницу. Все эти истории, которым несть числа, позволяют сделать вывод, что у каждого человека, и у нас тоже, есть свои секреты.
Саманта лишь удивленно вскидывает брови и тут же переключает свое внимание на айфон.
– То есть вы считаете, что мама рассказывает мне далеко не все?
Конечно, нет! Твоя мать не рассказывает тебе всего, что было.
Джейми откусывает кусок пиццы, жует, тянет с ответом. Но пожалуй, это тоже можно расценить как ответ. Я довольствуюсь тем, что отхлебываю изрядную порцию из бутылки с диетической колой.
– А вы довольно бескомпромиссный человек. Вам не кажется?
– Ну не такой уж я и суровый! – смеется Джейми. – Хотя, конечно, годы, проведенные на родительской ферме, не прошли даром. Широкое поле было для всяких разных наблюдений… за жизнью, я имею в виду… Сиди себе и наблюдай за тем, как развивается та или иная история: начало, середина, конец. Так что кое-чему я там точно научился. Моя мать всегда говорила, что из меня мог бы получиться неплохой рассказчик, потому что я люблю слушать и наблюдать всякие житейские истории.
– А как вам моя история? Вы уже спрогнозировали ее дальнейшее развитие?
– С вами все обстоит гораздо сложнее и запутаннее, чем с другими. Ведь вы же – единственный человек, который знает всю правду о себе и своем прошлом, но не может вспомнить ее. Вот в чем вся загвоздка!
– Почему это она единственный человек, кому известна вся правда? – не соглашается с ним Саманта, отрываясь на минуту от своего айфона: печатает ответное послание боссу. – Мы все еще здесь, рядом с ней. Ее друзья, близкие… И мы тоже стараемся по мере сил помочь Нелл.
– Ты права, Саманта! – говорю я и в знак благодарности кладу голову ей на плечо. Ей уже пора бежать в офис, время поджимает. Я знаю, что у нее и на собственного мужа, работающего в гимназии, редко находится полчаса свободного времени. И сюда, на встречу со мной, она вырвалась ценой неимоверных усилий. И все для того, чтобы ухватить кусок гретой-перегретой пиццы в моем обществе и потратить на наше общение почти час своего драгоценного времени. – Но вам, Джейми, я тоже благодарна. И есть за что. Я знаю, что вы по собственной инициативе стали проталкивать наш проект, встречались с продюсером и прочее, хотя это и не входило в ваши обязанности. И с Джаспером вы меня свели, а не кто другой.
Слышно, как вибрирует его мобильный: пришло СМС. Он знаком просит помолчать и тут же начинает лихорадочно набирать жирными пальцами ответ. Я подпираю ладонью подбородок и начинаю молча разглядывать зарисовки отца. Саманта придвигается поближе ко мне и тоже заглядывает в альбом через мою голову.
Все рисунки выполнены в абстрактной манере: некое гиперболизированное представление о том, что есть поле, или небо, или солнце… что там еще может быть? Наверняка за каждым из этих эскизов скрывается своя история, и все они адресованы мне. Я вижу, что некоторые рисунки даже связаны между собой тематически, словно их прошили некой незримой нитью. Такое сквозное действие, развивающееся от одного сюжета к другому. Впрочем, едва ли в данном случае можно говорить о линейном развитии событий. Во всяком случае, ничто во мне не отзывается на эти абстрактные композиции. Пока я не улавливаю в них ни смысла, ни связи лично с собой.
