Дверь им открыла крупная пожилая женщина с большими руками и крупными чертами лица. От болонки остались только очки. Бабушка сразу напомнила скрипачу Раневскую.
Бабуля с порога заметила эстетические несостыковки в экстерьере мальчишек и сразу провела их через темный коридор в гостиную, где горела гигантская люстра под красным абажуром. Там она принялась их осматривать, причмокивая и цокая языком и ни капельки не церемонясь. Очевидно, там было, на что посмотреть. Волосы – колтунами, концертные костюмы – клочьями, пуговицы – рваными нитками. Особенно пострадали жабо – все черные и потрепанные. Как будто их обладатели несколько раз падали в оркестровую яму под ударные. У пианиста оно вообще торчало из кармана, отбитое в неравном бою с будущим фрезеровщиком. Бабуля суетилась вокруг них, подозрительно сверкая очками и не проронив ни слова, от чего скрипач забеспокоился. Его собственную бабушку к этому моменту пришлось бы уже три раза возвращать из обморока нашатырем. Внезапно бабуля произнесла низким мужским голосом, обращаясь к внуку-пианисту:
«Ну, милый мой, это п…ц».
Пианист мгновенно залился густой краской и, виновато косясь на скрипача, зачем-то перешел на громкий шепот и спросил бабулю:
«Бабуля, ты, наверное, хотела сказать „кошмар“?»
«Увы, милый мой, – ответила бабуля спокойно, – кошмар был вчера, когда ты принес из школы тройку по русскому. А сегодня это именно п…ц».
34. Моль
В этой советской школе всегда было плохо с физикой. Даже не столько с физикой, сколько с физиками. Учителя по какой-то причине часто менялись. Вряд ли из-за советской идеологии: законы Ньютона Маркс вроде бы не отменял.
Ученикам 7-го «А» особенно запомнился один физик по имени Кирилл. У него и отчество было, естественно. Но им никто из ребят не пользовался, несмотря на то что учитель многократно его повторял. Кирилл Батькович был очень молод. А это в школе карается. Весь класс в полном составе издевался над молодым физиком. Такой буллинг, только направленный на взрослого, а не на ребенка. Хотя Кирилл и сам был еще, в сущности, ребенком, тихим, застенчивым.
Вероятно, ученики издевались над учителем, потому что переживали сильный стресс от частой смены преподавателей. Правда, не исключено, что они просто были придурками.
Обычно половина урока у Кирилла уходила на то, чтобы начать урок. Сначала он пытался убедить аудиторию, что нельзя называть его только по имени, а нужно добавлять и отчество. Затем тихоня старался перекричать класс, но это было трудно сделать шепотом. Наконец, кто-то из хулиганов забирал у доски тряпку, и ее передавали по партам из рук в руки. Кирилл неуклюже бегал за ней, долговязый, пьерорукий.
Однажды учитель сел на свой стул и просидел так последние двадцать минут урока до звонка, глядя перед собой.
Как-то раз перед уроком физики Кирилл встретил у дверей класса ученика. Белобрысый парень, вроде бы из отличников – они все у него путались, все были одинаковые, как в собачьей своре, накинувшейся в подворотне.
Белобрысый назвал учителя по имени отчеству и протянул листок бумаги. Кирилл взял его и машинально прочел, стоя в дверях. Это был короткий рассказ о добром учителе, которого травил класс. В конце белобрысый автор писал о том, что никто из детей не догадывался, какое большое и нежное сердце билось в груди этого учителя и как оно страдало от их уколов. Назывался рассказ «Ежиная нора».
Кирилл потрепал белобрысого по голове. Потом зачем-то порывисто приобнял. Получилось, как и все у Кирилла, – неуклюже. Они зашли в класс вместе.
Вскоре с перемены вернулись все остальные. Учитель долго не мог начать урок. Один из хулиганов традиционно утащил тряпку и передал ее дальше по партам. Кириллу обязательно нужно было вернуть эту дурацкую тряпку: на доске громоздились древние письмена предыдущего урока. Он путешествовал вслед за клочком ткани по кабинету, пытаясь его перехватить, но постоянно опаздывал. И тут тряпка оказалась у белобрысого.
Несколько секунд Кирилл стоял напротив белобрысого. Класс затих и напряженно следил за ними. Кирилл протянул руку.
Белобрысый посмотрел на учителя. Потом на учеников. И швырнул тряпку дальше своим соседям сзади.
Вокруг снова поднялся гвалт. Тряпка пошла на второй круг.
Никто никогда не слышал от Кирилла дурных слов. И в тот раз их никто не услышал. Никто, кроме белобрысого. Тихо, так, чтобы мог расслышать только автор рассказа «Ежиная нора», Кирилл вполголоса сказал:
«Дерьмо».
И пошел к своему стулу. Его плечи стали острыми настолько, что грозили порвать пиджак…
Я специально рассказываю эту историю от третьего лица. Уже много лет. Чтобы не потерять ни одной детали. Чтобы припомнить все в точности.
На самом деле белобрысый – это я. И история эта – про меня.
И уже много лет я рассказываю ее себе, чтобы не забывать про то, как однажды я был дерьмом.
Дьявол – это не эпическое чудовище из фильмов ужасов. И уж точно это не романтический Воланд.
Дьявол – это человечек в клетчатых панталонах, как у Достоевского.
Незаметная моль, которая садится на нашу ладонь под видом бабочки.
Никакого грома и разверзшихся небес: моль тихонько взмахивает серыми крыльями, и тотчас становится неуютно, будто по душе проползла змея.
И вот к твоему начищенному ботинку уже прилипло дерьмо.
Ничего страшного, мелочь, но ты знаешь, что оно там, на подошве.
И ни в один приличный дом не войти.
35. Сон в руку
До сих пор вспоминаю период полового созревания с ужасом. Какая-то полярная Вальпургиева ночь.
Радует, что пострадали все. Среди людей нет ни одной бабочки, которой удалось избежать этого липкого кокона.
Самый характерный случай произошел с моим школьным приятелем боксером Юлькой. Однажды в седьмом классе школы мы с Юлькой стояли на перемене. Так просто стояли, бесцельно, как обычно на перемене в школе, ругались матом, беседовали. К нам подошла Сидорова.
И как только Сидорова подошла к нам, Юлька моментально из нормального человека превратился в ненормального.
Он принялся утробно гоготать. Гортанно охать. Издавал прочие неопознанные звуки разными частями тела. Три раза покраснел, два раза побледнел. За секунду сгрыз два ногтя. Начал пятиться, приседать и подпрыгивать на месте одновременно.
«Ты чего, дебил», – нежно поинтересовалась Сидорова.
Она явно шла к нам спросить про что-то другое, но пришлось про это.
«Ы-ы-ы», – ответил Юлька.
«Да ну вас», – устало сказала Сидорова и пошла дальше.
«Это чего было?» – спросил я приятеля.
