Когда мы воспринимали ее всерьез, старая Конституция обязывала нас постоянно критиковать науки за лежащую на них печать идеологии, за незаконное пересечение разграничительной линии между простыми фактами и ценностями, за то, что несчастные люди изнемогали под пятой инструментального разума. Нужно было постоянно наказывать ученых за их надменность и заточать их в лабораторную тюрьму, сажая на нары и запрещая им высовываться наружу. Мы сделали все наоборот: вместо того чтобы критиковать науки, необходимо уважать их ноу-хау, дать им возможность развернуться в полной мере и внести свой неоценимый вклад в построение общего мира. Нам теперь совершенно не требуется более сложная, эмоциональная, человечная, диалектическая «метанаука», которая позволит «преодолеть ограниченный рационализм существующих научных дисциплин». Наукам ни к чему какая-то особая непорочность или сложность: единственное, что сбивало их с пути, это претензия на то, чтобы выполнять все шесть функций, не пересекаясь с другими профессиями, которые преследуют те же цели, но другими средствами. Вернемся же вместе с науками к шумным демократическим собраниям, под сенью которых они якобы были воспитаны.
Вклад политиков
Чтобы понять, каким образом можно объединить различные ноу-хау и предложить коллективу свои компетенции, нам предстоит обратиться к другим гильдиям, и в первую очередь – к гильдии политиков, которая связана с теми же ассоциациями людей и нелюдéй, но имеет принципиально иные полномочия по сравнению с привычными нам «белыми халатами». Слово «политик» обозначает определенную профессию не более чем «ученый»; мы благоразумно отталкиваемся от существующих профессий, чтобы определить их вклад в осуществление шести функций коллектива, которые интересуют нас на данный момент.
Политики, как мы уже поняли, не реализуют свои полномочия в другой сфере реальности – мире социального, ценностей и соотношения сил. Они наделены теми же самыми компетенциями, что и ученые, но обладают иными ноу-хау. На первый взгляд, может показаться странным, что мы требуем от политиков внести вклад наравне с исследователями и их лабораторными инструментами в озадачивание коллектива (№ 1), так как один нелепый предрассудок противопоставляет внимательного к фактам ученого и политика, предающего интересы своих избирателей, выступая вместо них (142). На самом же деле ни тот ни другой не могут совершенно не считаться с мнением тех, кого они представляют, демонстрируя при этом аккуратность и преданность. Но политики, со своей стороны, привносят определенное чувство опасности, которое объясняется тем, что различные изгои могут преследовать коллектив и настаивать на том, чтобы на этот раз с ними считались. Вспомним, что на самом деле принятие в расчет• – это не начало процесса, а его возобновление. Нет никакой гарантии, что те, от кого решили избавиться, не вернутся и не постучат в дверь, руководствуясь некими недоступными нам мотивами, которые нужно понять как можно скорее. Важнейшая компетенция политиков состоит в том, что они живут в условиях постоянного риска, пытаясь сформировать некоторое представление о «нас», притом что до них постоянно доносятся невнятные возгласы: «Может быть, вы, но не мы!» Именно сотрудничая с учеными и пользуясь теми же инструментами, политики смогут обнаружить опасные пропозиции и сделать общественную жизнь более насыщенной, отвечая при этом требованиям внешней реальности.
Никто не спорит с тем, что у политиков есть возможность существенным образом влиять на процесс консультации (№ 2). Подобно тому как исследователи научились организовывать ученые споры и судить о них на основании убедительных опытов, политики лучше других научились превращать в активных участников надежных свидетелей•. Политиков часто упрекают в том, что они используют искусственные конструкции для создания представительной власти, которая имеет право голоса, хотя сказать ей особо нечего, так как ей не дают возможности самостоятельно ставить вопросы. В таком случае мы забываем о том, что умножение инструментов, необходимых для производства участников дискуссии, не менее важно, чем производство фактов в исследовательских лабораториях. Без работы по производству голосов их не будет вовсе. Без этого хитроумного и замысловатого исследования, без непрерывного поиска тех, кто мог бы заседать в жюри, отбирающем претендентов на существование, нельзя говорить о качественной консультации. Создавать из всего, что попадется под руку, голоса, которые запинаются, протестуют и рассуждают, не в этом ли состоит основная функция политиков, объясняющая их непрерывную активность, непременную бдительность, их постоянные повторения, их вечное беспокойство и затруднения речи? В сочетании с голосами коллег и надежных свидетелей, позволяющих судить о качестве фактов, это производство голосов не отправит их снова на нары, а будет способствовать созданию ассамблеи, заслуживающей большего доверия, более серьезной и законной. Ученые сами по себе никогда не смогли бы провести настолько широкую консультацию и соответствовать требованию весомости. У них была привычка слишком быстро договариваться между собой, как только группа компетентных судей была сформирована ad hoc
[19]. Получив помощь со стороны политиков, они смогут составить компетентное жюри для каждого претендента, чтобы оценить его шансы на существование, исходя из его специфических требований и проблем (143).
Несмотря на видимость, политики вносят свой посильный вклад в иерархию (№ 3) совсем не потому, что они занимаются людьми. На практике политики никогда не занимаются исключительно людьми, а именно ассоциациями людей и нелюдéй, городов и пейзажей, производств и развлечений, вещей и людей, генов и свойств, благ и различных соединений. Их основная компетенция, которую не могут имитировать даже самые изобретательные ученые, объясняется способностью к компромиссу. Политиков всегда обвиняют, делая это в самых уничижительных выражениях, в сделках с совестью, в уловках и комбинациях, хотя на данном этапе в этом и заключается их главное достоинство. На самом деле нет никакой однородности в иерархии выбора, который необходимо сделать между различными пропозициями, представленными в виде невероятных коллажей и сюрреалистической игры слов. «Собирание под одну гребенку», при помощи которого мы сможем упорядочить бесконечное число существ – от огромных до самых крошечных, – будет удачным только в том случае, если мы постоянно будем изменять интересы, желания, позиции каждого из участников. Официальные представители должны, в свою очередь, иметь возможность изменить тех, чье мнение они призваны выразить с максимальной точностью. Точность меняет свой смысл. Ни один ученый не решится пойти этим путем, который будет казаться ему ложным.
Однако именно в этом мы видим основное преимущество сотрудничества между учеными и политиками, на которое до сих пор накладывало запрет старое разделение Науки и ада социального. На самом деле, возможность перевода-предательства [traduction-trahison] со стороны политиков отвечает требованию иерархизации только в том случае, если они могут постоянно обращаться к способности ученых составлять классификации и предлагать способы урегулирования: они могут только вместе изменить мнение своих избирателей, равно как и перекладывать ответственность на другие существа. Две репрезентации• могут работать только вместе со всеми их ухищрениями, сочетание которых позволяет понять, как по принципу наименьшего зла подогнать друг к другу различные детали несовместимых акторов, притом что эти акторы незаменимы и каждый из них пытается выиграть партию, заставив других платить цену этого компромисса (144). Мы должны научиться уважать это сотрудничество в поиске оптимального сочетания: в отсутствие помощи извне, для нас это единственная возможность получить лучший из возможных миров.
