Разумеется, коллектив переживет демографический взрыв, но и пространство для маневра таким образом расширяется. Если нижняя палата должна допускать гораздо больше претендентов по сравнению с грубой метафизикой природы, оставлявшей их снаружи, и если она не планирует поручить кому-то другому работу по ранжированию, которую она должна в полной мере взять на себя, то она будет иметь дело уже не с людьми и их безусловными интересами, а с ассоциациями людей и нелюдéй в достаточной степени артикулированных, чтобы состоять из привычек•, перечень и содержание которых могут слегка варьироваться. Другими словами, мы сможем обсуждать, договариваться, сглаживать углы, приходить к соглашению между различными существами и запускать наш челнок, которой невозможно было даже представить при Старом порядке, когда объекты стояли лагерем напротив субъектов, так что между ними не могло не возникнуть гражданской войны на основе диалектических противоречий. Если верхняя палата имела экспериментальный характер, разыскивая кандидатов и подбирая жюри, то то же самое можно сказать и о нижней, даже если проводимые ею исследования направлены на поиск того, как лучше манипулировать пропозициями, чтобы встроить их в определенную иерархию, перед тем как под благовидным предлогом закрыть дискуссию.
Слово «переговоры» имеет негативный оттенок, потому что мы меряем их результаты своей меркой, исходя из некой идеальной ситуации, которая хороша всем, кроме одного: в реальности она невозможна. Все то время, пока мы, как нам кажется, конструируем внутри некий компромисс, исходя из фиксированного числа позиций, над нашими переговорами витает тень трансценденции, которая не пойдет ни на какие сделки с совестью. При этом исследование иерархии подобных результатов охватывает именно те пропозиции, которые пока точно не знают, к какой совокупности они относятся. Несмотря на видимость, обращение к какой бы то ни было трансценденции делало невозможной работу по ранжированию, так как слишком быстро – до следующей стадии, на которой появлялось учреждение, – происходила стабилизация (временной) модели, руководствуясь которой мы должны были оценивать все новые результаты. Таким образом, исследование начинается не с устойчивых сущностей и неизменных интересов, а с ситуации неопределенности, в которой находятся все и которая распространяется на характер порядка, связывающего и распределяющего существа в порядке важности. Общий критерий для оценки несовместимых существ не может быть найден иначе, как совместными усилиями ученых, политиков, экономистов и моралистов. Даже если модернизм всегда предпочитал тайно расставлять приоритеты и всячески избегать того, что мы назвали требованием публичности•, он не сильно облегчал задачу получения компромисса, которой он якобы соответствовал, так как он всегда угрожал участникам переговоров возможным соглашением, навязанным извне. Если обращение к имманентности, которое мы назвали секуляризацией, произвело столь ужасного на первый взгляд монстра, то оно, по крайней мере, делает договоренность возможной в принципе, так как обязывает нижнюю палату найти некоторое внутреннее решение. Оно возвращает демосу то, чего его лишили с момента изобретения Пещеры.
Это исследование одновременно о мастерстве инженеров, предлагающих хитроумные решения, дерзости ученых, заменяющих одну разновидность существ другой, чтобы снять ограничения с соотношения сил, о сделках, совершенных в тайных кабинетах, о моделировании посредством вычислений, о хладнокровной дипломатии, а также о том моменте, когда проявляется энтузиазм, призванный несколько оживить эту невероятную череду компромиссов, когда определенные существа меняют репрезентативную базу, на которой до сих пор были основаны их интересы. Так совершается чудо и находится казавшееся невозможным соглашение между несовместимыми существами, хотя и не потому, что нам удалось прийти к компромиссу, и не потому, что мы обратились к некоему внешнему гаранту, а потому, что мы смогли изменить характер этого «мы», с которым каждый решил себя идентифицировать. Эту работу считают недостойной только те, кто полагает, что Старый порядок предлагал более удачные решения, хотя неприемлемое разделение фактов и ценностей приводило только к вопиющему противоречию. Мы только усугубляли ситуацию из самых благих побуждений. На практике все заключенные соглашения имели форму, которую им придавала нижняя палата. С учетом небольшой, но весьма существенной поправки: теперь все компромиссы заключаются вполне определенным образом, публично и правомерно, все они подлежат пересмотру, все они задокументированы и отправлены в архив, поэтому именно они приходят на смену тайным сделкам и кулуарным соглашениям. Мы можем наконец извлечь пользу из «правового состояния природы».
Экспериментирование, сопутствующее работе нижней палаты по составлению иерархии, в упрощенном виде может быть представлено как исследование перечня существ, расставленных в порядке важности от самых дружелюбных до самых враждебных. Оценка переговоров заставляет каждую пропозицию высказываться в следующем духе: «Вот сценарий мира, в котором мы готовы жить, с теми-то и теми-то, а чтобы мы могли делать это и дальше, то мы готовы, вопреки тому, что говорили раньше, пойти на такие-то и такие-то жертвы». То, что было невозможно с сущностями и интересами, становится, хотя и не без проблем, возможным с пропозициями и привычками, при условии, что у них будет полная свобода действий и возможность принимать решения относительно общего мира, в котором они хотели бы жить. Мы не могли вести переговоры с сущностями, мы получим такую возможность, если у нас есть перечень взаимозаменяемых привычек. Какой мир является наилучшим? Именно эту задачу нельзя доверять никому: ни Богу, ни какому-то царю, так как с ней может справиться только нижняя палата. Бог Лейбница спускался с Неба на Землю. Суверен принимается, наконец, за работу, чтобы, экспериментируя с возможными мирами, обсудить наилучшее сочетание, оптимум, который никто не сможет рассчитать за другого.
Остается самое сложное, самое мучительное, самое жестокое: с одной стороны, официальное и недвусмысленное расставание с теми, с кем мы не смогли договориться, с другой – встраивание тех, кого мы приняли, в устойчивые механизмы, то есть учреждение сущностей, в том числе враждебных, организация внутренней и внешней среды, экстериоризация невозможных миров, формулировка внешних факторов – одним словом, риск допустить несправедливость. Это вторая важная задача нижней палаты, которой до сих пор стыдились, но теперь ее будут выполнять с гордостью (169). При старой Конституции нам не требовалось никаких расследований, потому что сущности не нуждались в учреждении, чтобы стать наличными, а исключенные не имели статуса врагов, так как просто не существовали и никогда не принадлежали реальному миру. Хотя, как мы не устаем повторять, он со всей своей педантичной одержимостью не отвечал критериям нашего исследования, модернизм был уверен в моральном превосходстве над всеми своими предшественниками!
Старый порядок заранее получал сущности, изобретая первую метафизику, при этом отказывая ей в собственно метафизическом качестве и называя ее просто природой. И если люди, разумеется, могли открыть ее законы, выводя их из чудодейственной истории наук, то эти законы никогда не выполнялись в рамках прозрачной процедуры. Как раз наоборот: считалось, что между учреждением и истиной существует противоречие (170). Но в этом есть и свой приятный момент: когда мы представляем себе те колоссальные усилия, необходимые для производства, обработки, компоновки, достижения согласия, без которых невозможно прийти к какой бы то ни было определенности относительно фактов. Нижняя палата политической экологии не уклоняется от подобной работы и организованно подходит к учреждению сущностей. Вместо того чтобы противопоставлять учреждение и истину, она, напротив, извлекает максимальную пользу из их синонимии, потому что она и только она может наконец определить различия в степени определенности, т. е. в распространении и верификации фактов (171). Она больше не будет, как при Старом порядке, наполнять мир ученых, недоступный обычным людям, невеждами, которые ни в чем не разбираются, точно так же – как внезапно совершаемыми открытиями. Вместо того чтобы ждать, пока историки наук напомнят нам о средствах, необходимых для получения истины, она заранее позаботится о них, а также о том, как воплотить ее в жизнь. Нижняя палата наконец включит в свой бюджет статью о постепенном увеличении числа гарантированных истин, выплачивая учреждениям необходимую для их установления сумму.
