198 В моем исследовании модерна я попытался сделать антропологию «симметричной», чтобы она могла включать в себя не просто природы и культуры, а то, что я тогда называл «природо-культурами», которые можно сравнивать по другим критериям, отличным от универсальной природы. Выражение было весьма неуклюжим, а сама попытка – весьма наивной, так как, если даже мы делаем артефакты симметричными, они остаются артефактами. Антропологи за редким исключением сохранили биполярную организацию своей дисциплины: см. тем не менее Viveiros de Castro Eduardo. The World as Affect and Perspective: Nature and Culture in Amerindian Perspectives. Это тем более прискорбно потому, что, как неоднократно замечал Маршалл Салинс (Sahlins Marchall. «Goodbye to Tristes Tropes: Ethnography in the context of Modern World History». [1993]) само понятие культуры изменилось с тех пор, как она была усвоена другими в виде одной из специфических форм политики; этот процесс Аппадураи называет «глобализацией различий»: Appadurai Arjun. Modernity at Large: Cultural Dimensions of Globalization. 1996.
199 Напомним, что с нелюдьми́ всегда обращались лучше, чем с людьми, что я продемонстрировал вслед за Стенгерс во второй главе. На самом деле, их упрямство не представляет проблемы. Никто даже не мог себе представить, что о них можно вести речь, не заставив их заговорить при помощи сложных механизмов, причем переводчик зачастую рисковал своей жизнью. Но в том, что касается людей, подобные механизмы и специальные устройства по-прежнему встречаются редко. Этим объясняется сделанный в данном разделе акцент на встрече между различными «культурами». Именно их нужно приобщать к цивилизации. Встречи с нелюдьми́ после обезвреживания (политической) эпистемологии представляют куда меньшую проблему. В отношении вещей мы всегда проявляем вежливость!
200 В старой модернистской тематике «нейтральности» Науки проявлялось отсутствие уважения к нелю́дям, не способным, как считалось, делать различия и сведенным к нелепому наличному бытию инанимизма•. См.: Bloor. Op. cit. 1998.
201 Я заимствую выражение и аргументацию у Стенгерс: Stengers. Op. cit. 1997. См. удачный пример: Pury Sybille. Traité du malentendu. Théorie et pratique de la méditation interculturelle. 1998.
202 Именно по этой причине Изабель Стенгерс призывала «покончить с толерантностью» – в этой толерантности всегда было что-то невыносимое (Stengers. Op. cit. 1997), особенно если она достигается за счет отказа от требования реальности. Таков пагубный эффект модернистской идеи убеждения: люди модерна убеждены, что другие также имеют убеждения (Latour. Op. cit. 1996a). Нет ничего хуже толерантности мультикультурализма. Открытость разума кого-то вроде Гегеля, который сам выполняет всю дипломатическую работу по производству синтеза, также едва ли может считаться добродетелью, потому что он занимается ею один в своем кабинете. Несложно договориться с теми, с кем уважительно говоришь издалека, помещая их непонятно где и рассматривая как давно пройденный этап истории абсолютного Духа!
203 Об истории соглашения относительно matters of fact можно прочесть в книге Шейпина и Шеффера (Shapin et Schaffer. Op. cit. 1993; Shapin. Op. cit. 1994). Если XVII век придумал, как положить конец гражданским войнам, заключив мир относительно фактов, получаемых в лаборатории, установленных джентльменами, то век XXI может снова поставить этот вопрос, к своему ужасу обнаружив, что лабораторные факты могут быть реальными и весьма спорными. Что же касается джентльменов… (см. Заключение).
204 См. удивительную работу по дипломатии Маршалла Салинса (Sahlins Marshall. How “Natives” Think: About Captain Cook, for Example. [1995]), который спорит с одним из своих оппонентов, утверждавшим, что гавайцы ответственны за смерть капитана Кука с точки зрения универсального «благоразумия», которое он путает с мнением британцев о Боге. Также стоит обратить внимание на невероятную работу, проделанную Вивейрушем де Кастру, который стал официальным представителем философии индейцев Амазонии, чтобы понять всю сложность любых юридических начинаний: если индейцы согласятся определять общий мир, то необходимо изменить метафизику. Именно он позволил мне позаимствовать выражение «мультинатурализм», потому что их коллектив предполагает наличие человеческой культуры, единой для всех людей и нелюдéй, а также разных природ, которые отличаются от одного тела к другому.
205 Я не понял этого явления, столкнувшись с ним в Африке более тридцати лет назад, и только после консультаций с Тоби Натаном я смог понять разницу между приемом пациента в контексте антропологии и дипломатии риска (Nathan Tobie. L’influence qui guerit. [1994]). Разумеется те, кто восклицают, подобно известному парижскому психоаналитику: «Без универсального бессознательного, больше нет Французской республики!», обвиняют Натана в культурализме – точно так же, как «сокалисты» обвиняют меня в социальном конструктивизме. За этим непониманием просматривается реакция модернизма, не способного представить, что придет на смену дихотомии природа/культуры. Если вы хотите, чтобы встреча прошла в другой обстановке, чтобы те, к кому вы обращаетесь, соответствовали общим и универсальным требованиям, чтобы нелю́ди отличались бы не только по факту, то окажетесь предателем. Да, дипломат – это предатель, но он может добиться успеха там, где те, кто остался верен, потерпели неудачу, потому что он единственный, кто сомневается в том, что его сограждане смогли понять свои истинные цели в этой войне.
206 Недостаток структурализма, как и изолированных обобщений Гегеля, заключался в том, что он основывал общий мир и описывал законы его внутреннего устройства (симметрия, инверсия, схожесть, оппозиция, конденсация и т. д.), не принимая в расчет тех, кого объединяли различные культуры и чье мнение считалось столь же малозначимым, что и вторичные качества в метафизике природы•. Признав одновременно важность различия между субъективным и объективным и невозможность его применения, Леви-Стросс не видит другого выхода, кроме как изобрести новое неизвестное, структурное бессознательное, что «позволяет нам соответствовать видам деятельности, которые одновременно наши и чужие и являются условием любой умственной деятельности всех времен и народов» (Mauss Marcel. Sociologie et anthropologie / Introduction de Claude Lévi-Strauss. [1950]. Р. 21). Все меняется если, как это произошло со мной в музее Ванкувера, мы натыкаемся на витрину, внутри которой большая серая коробка, скрывающая церемониальные маски индейского племени, вместо того чтобы демонстрировать их западным посетителям (La recherché. № 316, janvier 1999. P. 82). На коробке была написано: «Культурно чувствительный материал»! Подобное предупреждение должно предварять все вопросы космополитики, мешая структуралистам делать их тяжеловесные обобщения. Неизвестного теперь недостаточно, чтобы установить контакт с другими, избегая их.
207 На дипломата клевещут, представляя его продавцом ковров. Если мы для примера возьмем спор между американскими креационистами и эволюционистами, то не устраним их разногласий относительно мира, созданного шесть тысяч лет назад, и Земли, сформировавшейся шесть миллиардов лет назад, если предложим им сойтись на двух миллиардах лет. Это никого не устроит. Дипломатия идет намного дальше: она требует, чтобы мы выложили на стол все, что знаем о Боге и о Земле. Именно в этом заключается преимущество экспериментальной метафизики над метафизикой природы•, что сталкивается лоб в лоб с традициями, с которыми она борется.
