Вдова протянула руку и погладила меня по плечу.
– О, Аттикус, так мило, что ты произнес эти слова.
Я накрыл руку вдовы ладонью и сжал ее. Потом вздохнул, расслабился и насладился холодным огнем виски со льдом, пролившимся в мое горло.
Достойное прощание принесло мне некоторое умиротворение. Это была в некотором роде своеобразная связь, лишенная магии земли, но все равно доказывавшая, что в мире еще существует волшебство.
Глава 13
Время, которое я провел с вдовой, пролетело очень быстро. Я оставался с ней до заката, а потом мне позвонил Лейф. Они с Гуннаром заехали за мной в дом вдовы на взятом в аренду «Форде мустанге Дж.Т», потому что втроем мы бы не влезли ни в одну из их спортивных двухместных машин. Я заметил, что машина была черной, а не серебристой: очевидно, за нее платил Лейф.
Эта неожиданная сцена заставила меня заскучать об Обероне. Он бы обязательно прокомментировал строенную смертельную схватку в машине: Промышленный Освежитель Воздуха против Мокрой Псины и против Аромата Древнего Трупа. Я пожелал вдове всего хорошего, расцеловал ее в обе щеки и уселся на маленькое заднее сиденье. Волосы на затылке Гуннара уже встали дыбом.
– Пристегнись, он ездит, как безумец, – посоветовал он.
Они с Лейфом оделись более практично, чем накануне вечером, но оба умудрились выглядеть немного смешными и оторванными от жизни. Гуннар не стал надевать серебристую одежду, вероятно потому, что в ближайшее время не собирался встречаться ни с кем из Стаи. На нем были сине-белая полосатая футболка, плотно обтягивавшая грудь и плечи, джинсы и тяжелые коричневые ботинки, какие носят строительные рабочие.
Лейф выглядел превосходно – черная кожаная куртка, черная футболка и черные джинсы, – но только пока дело не дошло до обуви. Он заправил джинсы в армейские ботинки с ребристой подошвой и молнией сбоку, доходившие до середины икры. Без ботинок он вполне мог бы сойти за хиппующего дизайнера компьютерной графики; а так выглядел, как стареющий фанат панк-рока, который не понимает, что времена его революционной молодости давно остались позади. Кроме того, я впервые увидел на нем ювелирные украшения: цепочку с серебряным кулоном превосходной работы, болтавшимся на груди. Это был молот Тора, древний языческий символ, такие одно время носили в Скандинавии, как христиане носят кресты.
– Мистер Магнуссон хотел сказать, что маньяки водят, как вампиры, – объяснил Лейф. – Достопочтенный глава нашей юридической фирмы не может отдать должное моему вождению.
– Ты о чем? Я уже отдал тебе должное за то, что ты четыре раза проехал на красный свет, – ответил Гуннар.
Лейф его проигнорировал.
– Куда едем? – спросил он у меня.
– Сверни к моему дому; мне нужно захватить колчан со стрелами.
– Ладно, – сказал Лейф, слегка увеличил скорость, мы покатили вперед не быстрее катафалка, и я не сдержал улыбки.
Он хотел кое-что доказать Гуннару, и я не сомневался, что он будет ползти, как улитка, пока оборотень не попросит его ехать быстрее.
Когда мы оказались на Одиннадцатой улице, Гуннар уже практически потерял терпение, но я был рад, что мы ехали медленно. Как только мы свернули за угол, Лейф затормозил и посмотрел вперед. Они с Гуннаром что-то почувствовали. Я включил очки фейри и сразу увидел, что кто-то, обладающий сильной магией, пытается что-то сделать с моим домом. Магический спектр показывал мне сияющего гуманоида, который стоял возле мескитового дерева и взмахами рук поощрял плющ, чтобы тот поскорее выбрался из земли и поглотил мой дом. Судя по количеству белого шума в ауре, вероятно, он был богом. Впряженные в колесницу два леопарда, поджидавшие хозяина, навострили уши, заметив нас. В их аурах я также обнаружил присутствие магии.
– Послушай, Лейф, ты знаешь, я подумал, что прекрасно обойдусь без стрел. Разворачивайся и увози нас отсюда.
– А это?..
– Не произноси его имени. Это римское божество виноделия.
– Что он здесь делает? – прорычал Гуннар.
Лейф развернул «мустанг» и повел его, как вампир. Шины громко завизжали, когда мы выскочили на Рузвельт-стрит, леопарды зарычали, сияющая белая фигура повернулась и увидела нас. Вот вам и попытка незаметно сбежать.
– Очевидно, он пришел за мной. Он…
– Куда едем? – перебил меня Лейф.
– Выезжай на автостраду Ю.С. 60 и двигайся на восток.
Лейф нажал на педаль газа, и мы помчались на юг, в сторону автострады, превышая все ограничения скорости, однако я успел бросить последний взгляд на Одиннадцатую улицу, выключил очки фейри, и белая фигура превратилась в Вакха, который прыгнул к своей колеснице. Он не был похож на изнеженного молодого красавчика, каким его изображали Караваджо и Тициан, и совсем не напоминал толстенького ребенка с картин Гвидо Ренни; скорее, этот Вакх сошел с полотна Пуссена «Мидас и Вакх», вот только его кожа была пятнистой от безумия, а в глазах горела ярость. Возможно, в хороший день он выглядел бы более гладким и двуполым, но только не сейчас; нас посетил первозданный аватар звериного гнева, на шее у него выступали напрягшиеся жилы или лозы, я не смог разглядеть как следует.
– Думаю, нам предстоит гонка колесниц, парни. – Я очень гордился, что сохранял полное спокойствие.
На самом деле, мне безумно хотелось закричать: «ДАВАЙ! ПРОКЛЯТЬЕ! ДАВАЙ! ДАВАЙ!» Давай! Но мы трое считались крутыми парнями. И на кону стояли не только наши жизни, но и тестостероновые баллы. Никто из нас не стал бы выказывать тревогу – в противном случае остальные стали бы безжалостно над ним потешаться.
– Как далеко? – спросил у меня Лейф. – До того места, где мы сменим миры.
– Около часа или двух. – В окрестностях Феникса нигде ближе не имелось здорового леса. – Всё зависит от того, как быстро ты поведешь машину.
Вампир рассмеялся и еще больше прибавил скорость.
– Ну все, мы обречены, – сказал Гуннар.
Он произнес эти слова с совершенно невозмутимым видом – очевидно, он критиковал вождение Лейфа, а потому не мог потерять тестостероновые баллы.
Лейф рванул руль влево, и мы вылетели на Тринадцатую улицу, идущую в сторону Милл-авеню, которая выведет нас на Ю.С. 60, и уж там он сможет оторваться по полной.
У меня не было даже мысли о том, чтобы сражаться с Вакхом. В отличие от норвежских богов или Туата Де Дананн, Олимпийцы (как греческие, так и римские) истинно бессмертны, и их невозможно убить – только доставить определенные неудобства. Это давало им преимущество при любой ссоре. С моих губ, непрошеные, слетели подходящие случаю сентиментальные строки:
«Садись на лучшего коня, мой мальчик; я научу тебя, как быстрым бегством спастись. Иди, не медли. Бог с тобой!»
[20] Я цитировал «Генриха VI», часть I. Гений Шекспира таков, что у него есть что сказать по любому поводу – даже в тот момент, когда ты убегаешь от римского бога на «мустанге».
