– При обсуждении вопроса будущих членов происхождение не будет иметь значения, когда мы станем решать, достоин новый кандидат места в Стае или нет, – сказал я. – Хочет ли кто-то поставить мое решение или лидерство под сомнение?
Никто не высказался против. Они с самого начала были за смещение Ульфура.
Моя Стая насчитывала двадцать волков, когда мы покинули Исландию после извержения вулкана Лаки в 1783 году. Мы перебрались в Новый Свет и начали медленно увеличивать нашу численность волками с разным прошлым. Некоторые покидали мою Стаю и переходили в другие, но большинство оставалось. Самый большой рост случился во время эпидемии «испанки» в 1918 году. До того времени у меня возникало не так уж много возможностей спасать жизни при помощи ликантропии – которую, о чем я хорошо знал благодаря Раннвейг, далеко не все считали даром.
Но во времена той ужасной эпидемии, напомнившей мне чуму в Исландии и нашу несостоявшуюся попытку спасать людей, меня переполняла решимость не повторить прежние ошибки. Вот почему за несколько дней до наступления полной луны я проинструктировал Стаю особенно внимательно искать возможных рекрутов – людей, от которых никто не зависел и которые находились на пороге смерти. Кроме того, они должны были умирать дома, в сельской местности, а не в больнице. Мы не могли допустить, чтобы о нашем существовании стало известно.
Всего несколько человек отвечали моим критериям, но волки спасли в тот год восьмерых – все бы умерли от «испанки». И среди них не оказалось ни одного скандинава.
Один был индейцем, другой мексиканцем, две китаянки, подросток немец, худенький мальчик из Индии, девушка из Англии, иммигрант с Филиппин, потерявший всю семью из-за вируса. Все они оказались замечательными людьми и фантастическими волками. Они обогатили жизнь Стаи, но прежде всего – Раннвейг.
Дело в том, что мы с ней оказались очень разными волками. Я был склонен доминировать, она – подчиняться, несмотря на ее прежнее стремление к приключениям. Я не мог взять ее в качестве партнерши, потому что она не сумела бы вести себя, как подруга альфы, и Стая никогда не приняла бы столь покорного волка в качестве одного из лидеров. В результате, несмотря на то что все в Стае хорошо к ней относились, никто не хотел становиться ее партнером. Поэтому я обрадовался, когда они с филиппинцем полюбили друг друга.
Его звали Хонорато, и он наконец сумел заставить ее забыть о двух печальных столетиях. Когда они составили пару, она стала другим человеком. Ее идеи о том, что она проклята, рассеялись, ведь такая любовь не могла быть дозволена тем, кто проклят! И впервые она начала относиться к своему волчьему естеству как к благословению, а не наказанию. Если бы Ульфур не выбрал нас два столетия назад, она бы никогда не встретила Хонорато.
Но Ульфур, хотя и был мертв сотни лет, нашел способ даже из могилы добраться до Раннвейг и разрушить ее счастье. Тот холод, который я почувствовал, когда умер Ульфур, – это были валькирии, решившие, что он должен присоединиться к эйнхериям в Вальхалле. Я в этом уверен. И там, день за днем готовясь к Рагнарёку, он сумел отличиться и привлечь внимание Тора. А как только он оказался рядом с богом, Тор стал убийцей.
Десять лет назад я вывез всю Стаю в Норвегию на каникулы. Каждый год мы куда-нибудь отправлялись, а так как большинство Стаи были выходцами из Норвегии или Исландии, они хотели побывать на родине. Мы собирались провести там неделю, охотясь, развлекаясь и ублажая наших волков. На третью ночь, когда взошла полная луна, восемь моих дорогих друзей, спасенных в 1918 году – в том числе муж Раннвейг, – погибли от ударов молнии. Члены Стаи скандинавы не пострадали. Должен подчеркнуть, что в ту ночь не было грозы, даже туч на небе, и я сразу понял, что это не случайный каприз стихии. И получил доказательство собственной правоты, когда Тор спустился на своей колеснице, и между нами произошел короткий разговор, который он постарался провести так, чтобы Стая не могла его достать.
– Привет от Ульфура Дальсгаарда, одного из лучших эйнхериев в Вальхалле. Он требует, чтобы ты пересмотрел закон Стаи относительно приема новых членов из других народов.
А потом он рассмеялся, глядя на нас – мы скалили зубы и рычали, и Тор наслаждался нашим бессилием. Он улетел, не сказав больше ни единого слова, предоставив нам выть и скорбеть.
Раннвейг, как вы легко можете представить, была уничтожена. Ее горестный вой по Хонорато в ту ночь до сих пор меня преследует.
Тор не является членом моей Стаи. Он никогда не будет ее частью и не имеет в ней права голоса. И не может восстановить междоусобицу, которую я справедливо завершил много лет назад, отправив Ульфура в Вальхаллу. А с человеческой точки зрения, у него нет никакого права убивать людей без всякой на то причины, тем более из-за их происхождения. Ульфур ничего не мог предложить Тору в качестве награды. Он убивал исключительно для развлечения. Так можно ли не считать его очевидным злом?
Раннвейг… ну, что тут скажешь. Она погибла два месяца назад в схватке с ведьмами, вооруженными серебряными ножами. И хотя я скучаю по ней, иногда мне кажется, что это стало проявлением милосердия. После гибели мужа она стремилась к смерти. И, если бы не лютеранская вера и не ее волк, она бы покончила с собой.
Теперь вы понимаете, почему я должен отправиться в Асгард. Я не в силах снова убить Ульфура – но даже если бы смог, это пустое, ведь он ничего не понял после того, как я разобрался с ним в первый раз. Но я могу убить Тора, чтобы отомстить за восемь жизней и одно женское сердце, и я это сделаю. Тогда, быть может, я больше не буду слышать по ночам жуткий вой.
* * *
Когда Гуннар откинулся на своем кресле-валуне, тишину еще долго нарушало лишь потрескивание поленьев в костре. А я думал о двух оборотнях, погибших в битве с Энгусом Огом у хижины Тони. Их смерть всегда была болезненной темой для Стаи, и теперь я намного лучше понял почему.
– Сожалею о Раннвейг, – сказал я Гуннару, нарушив молчание, и он печально кивнул, однако я не понял, принял он мои извинения или сочувствие.
Следующим заговорил Чжанг Голао.
– Мне больно слышать, что Тор так подло обошелся с твоей Стаей. И с сожалением должен признать, что это полностью совпадает с моим представлением о его характере.
– Он чудовищная дерьмолужа, – согласился Перун, и все повернулись к нему, в равной степени ошеломленные и развеселившиеся. – Что такое? Разве нет такого английского слова?
Я сказал, что, если даже и нет, оно должно быть, и остальные согласились.
– Я тоже готов обвинить Тора в преступлении, – заговорил Вяйнямёйнен после того, как все перестали смеяться над неологизмом Перуна. – В его жалком разуме засела мысль, что высокомерие и злые дела ему позволительны из-за того, что он один из асов. Любые возражения он встречает ударом молнии. Послушайте, как он осквернил чудо света.
Глава 16
Рассказ волшебника
Меня почти не знают за пределами Финляндии, но и на родине почти забыли. Как и многих других богов и героев мифов, меня отодвинули в сторону ради нового спасителя, который оказался человеком без музыки, секса и даже смеха, у него есть лишь обещание рая в будущем в обмен на покорное повиновение в настоящем. Про меня нельзя сказать, что я белый и пушистый: я видел, что мои люди захотели заменить меня на кое-кого помягче, и как бы я ни возражал, как бы ни напрягался и ни воевал, произвести на свет ребенка или даже дерьма у меня не получалось.
