– И все же вы не имеете права, – сказала Джемма.
Он наклонил голову и на несколько секунд закрыл глаза. Можно было подумать, доктор решил помолиться. Затем он выпрямился и словно в одночасье постарел на несколько лет.
– Ты пользуешься шампунем?
Вопрос оказался настолько неожиданным, что Джемма даже не смогла кивнуть. Но он все равно продолжил:
– Ты принимаешь лекарства, когда простужена? Или анальгин, когда голова болит? Как насчет прививок? Тебя прививали от свинки, краснухи и столбняка? Ты же знаешь, что вакцина – не что иное, как болезнь. Ослабленная форма, которой тебя специально заражают.
– К чему вы клоните? – У Джеммы закружилась голова, словно она резко встала со стула, хотя продолжала сидеть на месте.
– Ты когда-нибудь задумывалась над тем, как эти лекарства попадают на рынок? Какой путь прошел анальгин, прежде чем попасть на полочку в твоей ванной? Как мы научились лечить полиомиелит? Туберкулез? Оспу? Как нам удалось спасти жизни сотням тысяч, даже миллионам людей, избавив их от разного рода заболеваний? – Улыбка исчезла с его лица. – Сотни тысяч мышей, кроликов и приматов умерли ради этого. И люди тоже, само собой. Волонтеры, безнадежно больные. Некоторые из них умерли от побочных эффектов, индивидуальной непереносимости – все это непредсказуемо. Другие погибли из-за того, что вопрос был недостаточно изучен, или, наконец, им просто не повезло. Я всего лишь один из тысяч ученых, которые делают свою каждодневную работу… Опасную работу – убивать людей в настоящем, чтобы в будущем другие могли жить. Кошмарный парадокс, но ничего не попишешь. Ты знаешь, что одна моя бывшая сотрудница запустила собственный проект в Аллентауне, штат Пенсильвания? Теперь все наше финансирование перейдет к ней. И начнется новый виток.
Что-то шевельнулось в закоулках памяти Джеммы, но она не смогла расшифровать.
Саперштайн еще не закончил.
– И я говорю только о медицинских исследованиях. Они ничто по сравнению с работами, которые каждый день ведутся по всему миру, чтобы продукты были дешевле, одежда моднее, телефоны современнее, а машины быстрее.
– Это другое, – ответила Джемма, хотя и сама до конца не понимала, в чем разница.
– Так ли это? – он покачал головой. – Не думаю. Все, что у нас есть, все, что мы знаем, чем владеем… Все это оплачено чьей-то кровью. Ты осознаешь, что мы говорим лишь о пропорциях, процентах и цифрах, как только поймешь: это чистая математика.
Он пытался сбить ее с толку, подменяя понятия. Так же всегда делал ее отец.
– Ради какого количества больных, получающих надежду на исцеление, можно рискнуть жизнью одного человека? Десятка? Сотни? Жизнь скольких людей должна улучшиться благодаря внедрению новой технологии, чтобы забыть о том, что она же разрушит жизни тех, кто выигрывал от существования старой? И какой должна быть помощь? Нужно немного помогать или много? Сейчас или в будущем? Ответь мне. Если знаешь, поделись со мной.
Само собой, Джемма не знала ответов на эти вопросы. Их ведь просто нет. Не существует.
– А как насчет тех детей, что за копейки день и ночь гнут спины на фабриках по всему миру, чтобы ты и твои друзья носили эти футболки? Очень быстро их убивают опухоли, вызванные парами химикатов, дымом и смогом. Что ты думаешь о мальчишках, которых продают в рабство на рыболовные суда, чтобы мы круглый год могли лакомиться свежими креветками? Девочки вдвое младше тебя помогают производить твою обувь, помаду, чехлы для телефонов и аксессуары. Ты когда-нибудь думала о детях, которые гибнут во время взрывов на шахтах, где они добывают минералы, необходимые для модуля памяти в твоем телефоне? А о детях, которых разрывало на куски во время атак с воздуха в странах, из которых мы десятилетиями выжимаем нефть? Целые страны опустошены, а их население медленно умирает от голода. Как насчет них? Кто о них поплачет?
О них плакала Джемма. И не могла остановиться.
– Пойми, в Хэвене мы никогда не клонировали людей. Это невозможно и никогда не будет осуществлено. Мы клонировали генетический материал, клетки эмбрионов, структуры.
Эту речь он произносил так легко и быстро, что Джемма догадалась: он часто твердит это и самому себе. Так часто, что действительно начал верить.
– Невозможно при помощи науки сделать человека. Мы все рождаемся только набором клеток и химических элементов. А людьми мы становимся потом.
Девушка вспомнила Каллиопу с ее торчащими ребрами и влажными ладонями, которыми она крепко цеплялась за Джемму. Ей стало грустно.
– Реплики не чувствуют грусти, любви или сострадания. Когда они умирают, никто их не оплакивает и они ни о ком не горюют. Любой из них убил бы тебя или меня, если бы это ему было выгодно. Любой обманет тебя или ограбит и не почувствует ни малейших угрызений совести. Они даже и не поймут, что не так. Для них есть только выживание или смерть. Вот и все.
Правда ли это? Да и важно ли?
– Вы говорите так, словно они роботы, – заметила Джемма.
– Не роботы, – на секунду его лицо исказилось ужасом, – животные.
Глава 15
В эту ночь на карауле возле туалетов стояли другие солдаты. Молодой парень и девушка лет двадцати. Столик исчез. Должно быть, его упаковали и увезли. Джемма потеряла счет фургонам, отъезжающим от аэропорта. Хотя в здании все еще было полно разного барахла – матрасов, импровизированных перегородок и ширм, медицинского оборудования, – в воздухе уже витала атмосфера запустения. Словно они оказались на затонувшем корабле, от которого остался только каркас.
За окнами по-прежнему барабанил дождь, наполняя терминал глухим эхо.
Как только девушка в камуфляже их заметила, она резко замерла, а затем, будто по команде, исчезла. Парень был старше ее. Двадцать четыре или двадцать пять. У него была крупная квадратная челюсть и широкий лоб, нависающий над глазами.
– Это Уэйн, – сказала Каллиопа и снова схватила Джемму за руку, чему та была отчасти рада. – Это он рассказал мне про Пиноккио, и как его выплюнул кит. На лице Каллиопы появилось странное выражение, похожее на восторг.
Им пришлось подождать, пока Уэйн их узнает. Дурацкое имя, теперь из-за этого парня оно нравилось Джемме еще меньше. Каллиопа казалась расслабленной. Ее совсем не смущало, что Уэйн откровенно пялился на ее грудь и ноги, на место между ног. Она привыкла к такому. И это, наверное, самое страшное. Это тело в действительности никогда не принадлежало ей самой, ни единой секунды.
Доктор Саперштайн сказал, что они животные. Но у животных есть инстинкт защищать себя и друг друга. Реплики были словно негативы, как будто они вовсе и не жили, а лишь служили легким отпечатком. Этой ночью, пробираясь между спящими на полу девушками, Джемма подумала, что, возможно, и это лишь иллюзия. Никто из них на самом деле не спал. Пока тела отдыхали, их души блуждали где-то, голодные и встревоженные.
