– Патока?..
– Отлично, мистер Аслан. Вызовите Рекса свидетелем.
– Я не… Слушайте, ну правда, они не хотят встречаться с биоформами. Вот зачем им нужен я и остальные члены группы.
– Я не имею в виду ваше дело, мистер Аслан. Вы уже встали на этот путь. Я знаю, вы встречались с мистером Кахнером из команды обвинителя, и назавтра у вас назначена встреча с мисс Хеллен. Но вы можете пойти дальше. Рекс все видел. Он может стать ключевым свидетелем.
– Я… я даже не знаю, разрешит ли суд вызвать биоформа свидетелем.
– Заставьте, – заявила собеседница. – Рекса наделили голосом. Он заслуживает быть услышанным.
– Я слышал его голос. Он не принесет ему очков, – откровенно признался Аслан.
После паузы собеседница произнесла:
– Интересная мысль. Я над этим подумаю, мистер Аслан.
И на линии стало тихо, а когда он проверил телефон, то записей о звонке не оказалось, все свидетельства улетучились. Сидя в темной спальне, он даже начал сомневаться, был ли звонок – может, он проснулся с телефоном в руке, а звонок ему приснился…
«Боевые биоформы не способны говорить, как я… или поступать, как поступаю я». Мультиформы были экспериментом. Что хотели создать, задумывая Патоку?
* * *
– Почему-то я сразу подумала, что скоро снова вас увижу, мистер Кахнер.
Мария Хеллен была элегантной смуглой женщиной, слишком юной для своей должности, но тому, кто попытался бы использовать это против нее, не поздоровилось бы. Многие представители старой гвардии лишились карьеры из-за ее железной воли и прагматизма. Насколько понял Аслан, к остальным сотрудникам Международного суда она относилась с суровым неодобрением. Он пару раз с ней сталкивался, и с Хеллен оказалось настолько сложно наладить человеческий контакт, что она выглядела своего рода уникумом, остальные по сравнению с ней находились будто не на своем месте. С другой стороны, Аслан присутствовал на встрече по бюджету, где она произнесла красноречивую речь по поводу финансирования, так что, возможно, ей просто было плевать на людей, в которых она не нуждалась. А может, она социопат. Или все это вместе.
Она была ключевой фигурой в следственной группе Международного суда, любопытной аномалии, еще десять лет назад не существовавшей, да и сейчас иногда казалось, что этой группы не существует. Хеллен отправила агентов в Кампече, пока бумага с разрешением на это еще бродила где-то между разными комиссиями. Вероятно, кто-то дал разрешение, но ни Аслан, ни Кахнер не сумели узнать кто. DEI – Département de l’enquête initiale (по неясным причинам назвали его по-французски) – был самым быстрорастущим подразделением на международной политической сцене, хотя никто о нем не говорил.
Группа знала свое дело, многое в деле Кахнера основывалось на информации DEI, а его раздражение в основном базировалось на том, сколько всего утаила Хеллен.
– Уже назначили дату слушаний, мисс Хеллен, – начал Кахнер. – И защита Мюррея радостно потирает грязные руки, потому что мы многое можем предположить, но подлинные улики против него гораздо слабее, чем нам бы хотелось.
– Файлы по Реторне еще в работе, – равнодушно сообщила она.
– Как насчет вашего агента в лагере Мюррея?
– Пока что не могу ни подтвердить, ни опровергнуть.
Она слегка покрутилась в кресле и откинулась назад.
– Кто-то может решить, что вы не хотите распять Мюррея.
На мгновение лицо Хеллен застыло.
– Ну, у меня есть личные причины желать, чтобы его распяли, мистер Кахнер. Я очень рассчитываю на успех вашего дела. – После каких-то мысленных подсчетов на ее лице отразилось немного симпатии. – Да, ближе к концу у нас был агент рядом с Мюрреем. Но все пошло не так. Агента невозможно опросить, а ее сообщения фрагментарны.
– Мне жаль, – поморщился Кахнер. – Но послушайте, хотя бы отчеты по Реторне…
– Это проблематично. И не поможет в вашем деле, мистер Кахнер. Поверьте, я изучала их в мельчайших деталях, чтобы бросить вам кость.
Кахнер закатил глаза.
– А если я прошу ради друга?
– Ну правда, это лучшее, что у вас есть? – Ее взгляд скользнул по Аслану, и она выгнула бровь. – Вы притащили Керама Аслана для моральной поддержки? Он ведь даже не в вашей команде. – Она прищурилась, и Аслан подумал, что она, видимо, запрашивает базу данных Международного суда. – Вы занимаетесь расследованием по биоформам? – Ее тон слегка изменился – в случае с любым другим человеком можно было бы сказать «потеплел».
– Просто помогаю с отчетом. Вряд ли над ними устроят суд.
Прозвучало это чуть печальней, чем он намеревался.
– Ясно. – Движения Хеллен полностью изменились. После преувеличенно скучающей манеры поведения с Кахнером она вся напряглась. – Чем я могу вам помочь, мистер Аслан?
Рассчитывая, что его все равно поставят на место, он осмелел:
– Я хочу знать, что произошло в Реторне… Как я понимаю, у вас есть несколько свидетелей оттуда. В особенности один…
– Врач или священник?
– Что? Врач, как там…
– Де Сехос, – вставил Кахнер. – Постойте, мисс Хеллен, а как он…
– Я же говорила. Там вы не найдете ничего против Мюррея. Улики, подтверждающие применение «Редмарк» химического оружия, уже общеизвестны. Все остальное… очень запутано. – Она посмотрела Аслану прямо в глаза. – Но она ваша. Только держите меня в курсе.
– Не думал, что следственная группа…
– Не группа. Я.
В ту минуту в ней было что-то крайне тревожащее. Вспоминая эту встречу, Аслан решил, что, вероятно, дело было в ее полной неподвижности и молчании.
– Что ж, у вас есть допуск, о котором я и мечтать не могу, так что, конечно, как пожелаете, – кисло согласился он. – Но не понимаю, зачем это вам.
Ее насмешливые манеры вдруг вернулись.
– Может, я просто собачница.
23. Рекс
Я снова подрался, но это в последний раз. Моя модель лучше, чем у других псов. Я сильнее. И раз здесь нет хозяев, я главный. Больше меня никто не побеспокоит.
Целый день они продолжали драться, выясняя, кто будет вторым и третьим. Глупые псы. Вместо этого я дал им иерархию. Я попытался создать ее в головных системах, но у большинства они оказались несовместимыми, так что я просто объяснил. Лучших я сделал своими офицерами. Я всех расставил по местам. Теперь они не будут драться и спорить. Когда у них возникнут разногласия, они спросят тех, кто выше. Когда и те не придут к единому мнению, они спросят меня. Мое решение – лучшее, потому что я командир.
Теперь в клетке стало тише. Я думал, это порадует людей, но они испуганы еще больше. Когда мы лаяли, дрались и кричали, мы им не нравились. Теперь мы просто сидим и наблюдаем за ними и не нравимся им еще больше. Я не понимаю людей.
