— Ну, что, начнём? — предлагает неосторожный селянин.
— Начнём, — покачиваясь на ногах, соглашается Грызун, — эй, Стакаш, где ты там!? А ну, неси сюда три кружки пива и две стопки перегонки!.. Да поживее…
Трактирщик быстренько приносит и устанавливает перед спорщиками озвученный заказ и отходит в сторонку понаблюдать, что же будет происходить дальше. Остальные присутствующие, оставив разговоры, тоже переключаются на наш столик.
— Только, чур, уговор, — пьяно качает пальцем Грызун, — ты чтоб мои кружки-стаканы не трогал… Лады?
— Да нужны они мне… — соглашается селянин.
— Ну, и ладно!.. Тогда — начинаем… Тока, щас… погодь… я со своего стакана вино допью… И — начнём…
— Давай, давай, — усмехается мужик, нервно потирая руки в предвкушении уже близкого выигрыша.
Грызун одним махом опрокидывает остатки вина своего в широко раскрытый рот и, перевернув стакан, быстро накрывает им одну из стопок, стоящую перед соперником. Потом не торопясь берёт со стола свою кружку и делает первый глоток…
— А!.. а… — мужик раскрывает рот, оглядывается по сторонам, пытаясь что-то сказать, закрывает, открывает опять… На лице его написана такая растерянность и возмущение, что окружающие не выдерживают и чуть ли не валятся под столы от хохота. После нескольких секунд недоумённо-возмущённого молчания у незадачливого спорщика наконец прорезывается голос:
— Ты чего это сделал, а!? Ты зачем мою стопку своим стаканом закрыл!?
— А разве ты говорил, что этого нельзя делать? — искренне удивляется Грызун. Голос его абсолютно чист и трезв, будто это и не он сидел перед нами всего пару минут назад упившимся в лоскуты.
— Это не честно! — вопит мужик, — Обман! Да ты мошенник!
Тут уж в спор приходится вступать мне. Потому, как налицо оскорбление солдата армии Его королевского величества и моего, стало быть, подчинённого.
— Ну, вот что, дядя, — говорю я, слегка встряхивая того за ворот, — ты язык-то свой попридержи. Тебя на спор идти никто не заставлял. Наоборот — отговаривали. Да ты сам того захотел. Понадеялся на то, что пьян мой солдат, несуразицу плетёт. Захотелось погулять на халявку!? Ан, не вышло! А коль проиграл, так — плати! Верно я говорю, люди добрые? Должен он, что положено, выставить?
А все ж помнят, на что спор шёл. Кому ж на дармовщинку лишней кружки пивка не захочется!?
— Да! — дружно кричат всё ещё посмеивающиеся сельские мужики, — Конечно — должен!
Ну, ещё бы они отказались!.. И вот что интересно… Я заметил, что громче всех и азартнее кричат всегда те, кто совсем ещё недавно попадались на точно такой же крючок, закинутый им Грызуном… Тешили своё самолюбие что ли, радуясь, что не они одни такими лопухами оказались? А есть и другие, которые ещё «лопушистее» их. Потому как прошлый пример сегодняшнему спорщику впрок не пошёл.
И очередной проигравший спорщик ковыляет к барной стойке и нехотя, очень медленно достаёт из-за пояса заначенные монетки, оплачивая оговоренный заказ на всех присутствующих. Либо прося трактирщика записать за собой долг в книгу, клянясь, что при первом же случае непременно отдаст.
А уж после того, как веселье в трактире заканчивалось, мы расходились по своим знакомым «милым подружкам». Были это всё женщины одинокие, мужей потерявшие. У кого горцы при набеге мужика побили, кто зимой в горах замёрз, либо там же с кручи сорвался. Кому на охоте не повезло — зверь подрал. А кто и в реке потонул. Почти все эти женщины уже имели хотя бы по одному ребёнку, с мужем, ныне потерянным, прижитым. Поселковые ни нас, ни женщин этих за встречи такие не осуждали. Потому как, во-первых, трудно бабе одной жить, без ласки мужской, да и без помощи по хозяйству. А во-вторых, мужиков в посёлке всё одно было меньше, чем женщин. На всех не хватало…
Вот и радовались эти одиночки хотя бы солдатской нашей не долгой и не частой ласке да помощи.
Однако пари, Грызуном заключаемые, продолжались недолго. Однажды произошёл случай, после которого я строго-настрого запретил ему заниматься чем-либо подобным. Неприятный, надо сказать, случай…
Вернувшись однажды вечером с объезда, который мы проводили к перевалу вместе с Хорьком и Степняком, я скинул с себя лишнюю одёжку и направился к лохани, наполненной дождевой водой, чтоб смыть с себя пот и дорожную пыль. Ополоснувшись и растираясь полотенцем, зашёл в свою каморку и сунулся в сундучок, сколоченный у стены и предназначенный для хранения всякого имущества. Достав с самого дна большую деревянную шкатулку с предназначенным для отряда денежным довольствием, я поставил её на стол и, закрыв крышку сундучка и уселся на него сверху.
Деньги эти я получил у полкового казначея. Перед самым выездом в горы. Сумма была рассчитана на первые полгода. Потом должны были привезти ещё, вместе с продуктами, что полковой обоз должен был нам доставить ближе к зиме. Выдавал я деньги регулярно, в конце каждого месяца, не забывая делать соответствующие отметки в казначейской ведомости. И так как подходил конец месяца, надо было подготовиться к очередной выдаче жалования.
Ну, так вот… Разворачиваю я, значит, шкатулочку замочком к себе… и мне быстро так делается ОЧЕНЬ нехорошо… Замочек на крышке сломан. Откидываю крышку. И сразу же вижу — денег не хватает. Нет, деньги-то есть. Но явно не все, какие должны быть. Сверяясь с ведомостью, быстренько пересчитываю. Точно! Двадцать пять золотых пропали Бог весть куда. Серьёзная сумма!
Первая мысль была: «Ну, вот и дождался… Грызун, гад! Точно он! Больше некому…»
Приоткрыв дверь, вызвал к себе Хорька. И когда тот вошёл и прикрыл за собой дверь, я ему и выложил насчёт денег. Всё ж таки он у меня вроде как в заместителях…
Хорёк, даже не думая, выразил вслух то же самое, что и я подумал:
— Грызун! Точно говорю, его рук дело. Надо его поскорее за горло брать, пока не ушёл.
— Погоди, не горячись, — остановил я его, — а если это не он? Как докажем? То, что он вором был — не доказательство.
— А мы вещи его обыщем, — зло прищурился Хорёк, — если найдём, вот вам и доказательства.
— Обыск… — поморщился я, — не нравится мне это…
— Я тоже не из прокурорских! А только по-другому никак не получится.
— Не получится, — согласился я, — ладно, собирай всех в казарме. Надо дело делать.
Когда весь отряд, за исключением дежурившего на смотровой площадке Дворянчика был собран, я вышел из своей каморки и, поставив шкатулку с деньгами на большой стол, стоящий посреди казармы, спросил:
— Все знают, что это? Отлично. Тогда должен сообщить вам одну крайне неприятную для всего отряда новость. Сегодня я обнаружил пропажу денег. Довольно большую пропажу. По этому поводу замечу, что новость не приятна не потому, что пропали деньги. А потому, что тот, кто их взял, сейчас находится среди нас. Других вариантов нет…
Бойцы явно напряглись, перемалывая в своих головах только что услышанное. Начали встревожено переглядываться и подталкивать друг друга локтями. Ещё бы! И без меня каждому понятно, что человек, укравший деньги, находится здесь, в казарме. Может быть, даже стоит совсем рядом, касаясь своей рукой твоего локтя. Не очень-то приятная ситуация…
