– Друзья, я не стану приукрашивать. По закону штата Теннесси существует преступление под названием «убийство по неосторожности». Раньше это называлось непреднамеренным убийством. Убийство по неосторожности происходит, когда кто-то принимает на себя «существенный и необоснованный риск» и «неспособность осознать это приводит к абсолютному отклонению от стандарта осмотрительности, которого человек придерживается при всех обстоятельствах, рассматриваемых с общепринятых позиций».
Я не до конца осознаю, что он говорит, понимая лишь, что значат выражения «необоснованный риск» и «абсолютное отклонение». Острый спазм сжимает мой желудок.
– Можно перевести, что вы сказали? – спрашивает мой отец, потирая лоб. – Я, профессор английского языка в колледже, абсолютно ничего не понял.
Мистер Кранц снова снимает очки.
– Это означает, что если вы прекрасно осознаете, что ваши действия могут повлечь чью-то смерть, и продолжаете это делать дальше, то вы автоматически оказываетесь на крючке, хотя в душе вы и не думали никого убивать. Это последнее новшество в судебном преследовании. В Массачусетсе попытались предъявить обвинение в убийстве девушке, которая своим смс спровоцировала подругу на совершение самоубийства. Здесь похожий случай.
Мои внутренности начинают медленно опускаться вниз. Комнату, словно струя нервно-паралитического газа, заполняет агрессивная тишина.
– Так что здесь нет ничего смехотворного. И лучшим решением обвинения будет заставить Карвера сказать именно то, что он сейчас рассказал мне. Но он не обязан это делать, поскольку Пятая поправка разрешает не давать показаний против самого себя. – Мистер Кранц смотрит на меня, и его глаза блестят надеждой. – Ты никому не рассказывал то, что сейчас рассказал мне, не так ли?
Я качаю головой.
– Не совсем.
Мистер Кранц вскидывает бровь.
– После похорон Блейка со мной пытался поговорить репортер. Сказал, что его направил ко мне судья Эдвардс.
– И ты рассказал ему…
– Что я не знаю, что произошло. Что я переписывался с Марсом в день аварии.
Мистер Кранц снова кусает дужку очков и печально усмехается.
– Эдвардс. Вот хитрый сукин сын. Он знал, что может заставить тебя добровольно оговорить самого себя и репортер, поскольку не является представителем правопорядка, может выступать на процессе в качестве свидетеля. Кто-нибудь еще знает?
– Нет.
– У тебя есть девушка?
– Гм… нет. В смысле… Нет. У меня есть подруга. Но мы только друзья.
– Ничего ей не рассказывай.
– Хорошо.
– Каковы шансы, что окружной прокурор не возбудит уголовное дело? – спрашивает отец.
Мистер Кранц шумно выдыхает воздух, надув щеки.
– Этот судья Эдвардс может быть очень опасным.
– Мы уже это поняли, – говорит мама.
– И здесь есть некоторые политические нюансы. Окружной прокурор Каррен Уокер в следующем году намерена переизбираться. Чтобы победить на выборах, ей необходима поддержка черного электората. Эдвардс пользуется огромной популярностью среди этих избирателей. Кроме того, люди Уокер изо дня в день маячат перед Эдвардсом. Так что политически этот результат представляет собой два по цене одного. Она постарается снискать расположение Эдвардса и с его помощью заполучить голоса черных избирателей и сможет привлечь внимание к вопросу о том, как опасно подросткам переписываться за рулем. Возможно, даже привлечь национальное внимание. И в дальнейшем это помогло бы ей попасть в сенат или принять участие в выборах губернатора. Она станет победителем в то мгновение, как предъявит обвинение, даже если у нее ничего не выйдет с Карвером. Есть такая старая поговорка, что хороший прокурор способен предъявить обвинение даже сэндвичу с ветчиной.
– Это какая-то чушь, – говорит папа низким дрожащим голосом. Я никогда раньше не слышал, чтобы он говорил в таком тоне. И, ощутив его страх, я тоже пугаюсь.
– Да, – соглашается мистер Кранц.
– И что нам теперь делать? – спрашивает мама.
Мистер Кранц подается вперед, поставив локти на стол и сжав перед собой ладони.
– Подождем. Посмотрим, что предпримет окружной прокурор. А пока, Карвер, ни с кем не обсуждай это без меня, понятно? Копы спрашивают, какой твой любимый цвет? Я не хочу, чтобы ты отвечал, пока я не окажусь рядом.
– Хорошо.
– А тем временем Карвер будет жить под подозрением, – говорит папа.
– Вероятно, – откликается мистер Кранц. – Это, без сомнения, театр абсурда.
– А есть хоть одна хорошая новость? – спрашивает мама.
Мистер Кранц откидывается назад и закидывает руки за голову.
– Карвера не было в той машине.
* * *
Встреча закончена, и мы уходим. Папа идет справа от меня, мама слева. Я иду с поникшей головой.
– Простите меня.
Папа обнимает меня.
– Тебе не за что извиняться. Ты ведь специально никому не вредил.
– Несчастные случаи происходят сплошь и рядом, – утешает мама. – Даже очень страшные.
– Этот наверняка будет стоить кучу денег, – предполагаю я.
– Не беспокойся об этом, – говорит папа.
– Сколько это будет стоить?
– Неважно, – отвечает мама.
– Это важно для меня.
– Тебе сейчас надо думать о другом, – пытается отвлечь меня папа и, убрав руку с моего плеча, треплет меня по затылку.
Сначала мне было просто любопытно, но теперь я должен об этом узнать.
– Я втянул вас в эти неприятности. Думаю, я имею право знать.
Отец отводит глаза.
– Послушай. Думай об учебе, получай хорошие оценки, чтобы впоследствии претендовать на получение стипендии. Именно так ты сможешь нам помочь.
Я останавливаюсь. Родители проходят вперед еще несколько шагов, а затем оборачиваются ко мне.
– Сколько? – тихо спрашиваю я. Всем своим видом я пытаюсь показать, что не двинусь с места, пока не получу ответ.
Отец вопросительно смотрит на маму, которая как-то неуверенно кивает, словно желая сказать – мол, сделай это, если должен. Он проводит рукой по лицу.
– В конечном счете, как мне сказали, сто – сто пятьдесят.
Яркая вспышка опаляет мой разум.
– Тысяч?!
– Это в том случае, если дело дойдет до суда и мы проиграем. Тогда придется подавать на апелляцию, – сказала мама.
Я закрываю глаза, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
– Но все равно. Если потребуется, возьмем кредит под залог дома, – говорит папа.
