– Завтра ты со всем справишься, – неожиданно заговаривает Джесмин. И это напоминание срабатывает даже лучше, чем образ пукающей бабушки. – Ты все делаешь правильно. Уверена, это поможет.
– Мне не хотелось бы все испортить.
– Ты и не испортишь. Ты закончил? Всю пыль с меня стряхнул? – спрашивает она, снова распуская волосы по плечам.
– Да, – отвечаю я. – Все в порядке.
* * *
Когда возвращаюсь домой, мне звонит Даррен Кофлин. Я съезжаю на обочину и отвечаю. Он интересуется, есть ли у меня какие-нибудь комментарии по поводу предстоящего судебного процесса. Я отвечаю, что мне нечего сказать, а затем некоторое время сижу, глубоко дыша и прислушиваясь к биению сердца, чтобы убедиться, что у меня не случится паническая атака, пока буду вести машину.
Если бы у меня был миллион долларов, то я для начала заплатил бы мистеру Кранцу, а затем отдал бы все оставшиеся деньги за то, чтобы хотя бы один час не вспоминать об аварии, о судье Эдвардсе, об окружном прокуроре, об Адейр, о расходах на адвоката, о тюрьме и прочих подобных вещах.
Час, когда я мог бы просто сидеть, ощущая на кончиках пальцев тепло, исходившее от кожи Джесмин, а мой разум был бы ясен и безмятежен, как спокойное море в безветренный день.
Глава 24
Я лежу без сна, и тишина оглушительно звенит в ушах. На дисплее электронных часов светятся зеленые цифры 2:45. Я почти заснул, но проходящий поезд резко разбудил меня. Нана Бетси не шутила, говоря, что мы встретимся рано утром. Я должен быть у нее уже в семь часов.
Пытаюсь вспомнить все, что было связано с Блейком. Это не поможет, но я продолжаю. Выстраиваю воспоминания в уме. Чищу и довожу до совершенства.
Готовлюсь предать их забвению.
* * *
Идет третья неделя учебы в восьмом классе в Художественной академии Нэшвилла. Я еще никого не знаю, потому что учусь там первый год (в старших классах). Мои несколько друзей и куча обидчиков остались в средней школе Бельвью. Странно видеть в своем классе одни незнакомые лица.
Я сижу на задней парте на уроке по гражданскому праву, и учитель мисс Лансгаард бубнит что-то о двухпалатном парламенте и о системе сдержек и противовесов. Это самый долгий час учебного дня, потому что это время как раз перед ланчем. Смотрю на парня, сидящего рядом со мной. Он кажется мне добрым и дружелюбным. Парень улыбается и принимается изображать, словно он завязывает веревку, затем накидывает невидимую петлю себе на шею, затягивает ее и дергает вверх, свесив язык.
Я еле сдерживаю смех и изображаю, как открываю пузырек с таблетками и заглатываю его целиком.
Ему не удается подавить смех. Мисс Лансгаард пристально смотрит на нас.
– Блейк? Карвер? Эти вопросы будут на контрольной.
– Простите, – хором говорим мы. И снова смотрим друг на друга. Блейк изображает под столом, как вскрывает вены.
Наконец звенит звонок. Я начинаю запихивать книги в рюкзак. Блейк протягивает мне руку.
– Привет, дружище, я – Блейк.
Я пожимаю ему руку.
– Карвер.
– Крутое имя, чувак. Похоже на имя серийного убийцы. Бостонский Карвер. – У него сильный акцент. Он явно не из местных.
– Да, меня назвали в честь автора коротких рассказов.
– О!
– В честь признанного автора коротких рассказов.
– Оу! – Он пародирует голос удивленной пожилой леди и прикрывает рот ладонью.
Я хохочу.
– А где ты учился раньше?
– Ах, приятель, ты никогда не слышал о таком месте. Средняя школа Эндрю Джонсона. В Гринвилле.
– В Южной Каролине?
– В Восточном Теннесси. Это намного ближе к Северной Каролине, чем Нэшвилл.
– И как ты сюда попал?
– Я живу с бабушкой, а мой дед недавно умер, поэтому ей нужно было сменить обстановку. И она хотела, чтобы я пошел в хорошую школу. И вот мы перебрались сюда.
– Классно. Тебе нравится Нэшвилл?
– Да. Жаль только, что я еще мало кого знаю.
Мы вышли в холл.
– Хочешь пойти со мной на ланч? – спрашиваю я.
Он сияет.
– Конечно, чувак. Пойдем.
Мы идем и обедаем. Он показывает мне свою страницу на YouTube. Я рассказываю ему о своем увлечении сочинительством. Мы смеемся.
И в самом деле, мы много смеемся.
Конечно, некоторое время мы, вероятно, не были неразлучными лучшими друзьями. Несколько дней, возможно, даже недель. Но в моей памяти с того самого дня мы действительно стали настоящими друзьями. Забавно, как память отсекает несущественное. Это делает ее отличным редактором человеческой жизни. Однако иногда хочется вспомнить каждую минуту, проведенную с кем-то. Хочется вспомнить самые обычные моменты. Ты хотел бы прожить их более полно и запомнить навсегда в мельчайших подробностях не вопреки их простоте, а именно из-за их обычности. Потому что ты не готов к тому, чтобы история завершилась. Но понимаешь это только тогда, когда уже слишком поздно.
Я размышляю об этом, лежа без сна в ожидании рассвета.
* * *
Я подъезжаю к дому Наны Бетси в 6:54 утра и сижу в машине до 7:01. Из-за сетчатой ограды на противоположной стороне улицы на меня лает собака, слышится жужжание насекомых, но в остальном в сонной округе по-субботнему тихо и безмятежно. В воздухе еще висит влажная летняя духота, хотя первая неделя сентября уже почти подошла к концу. На подросшей траве сверкает роса. Я думаю о том, что надо вскоре приехать и снова скосить траву.
Нана Бетси открывает дверь, и я вижу, что на ней тенниска с мишками Тедди, бейсболка с надписью «Теннессийский университет», старомодные джинсы и белые кеды. На ее лице лежит усталость. Это не та временная, проходящая усталость, от которой можно избавиться, поспав или умывшись. Но стоит ей улыбнуться, и усталости сразу же становится меньше.
– Блэйд. Проходи, проходи. Итак?
– Итак… – Я устало улыбаюсь в ответ и вхожу внутрь.
– Ты готов?
– Думаю, да.
– Не боишься испачкаться?
– Нет.
– Отлично, потому что для начала мы воспользуемся нашим с Блейком любимым способом провести субботнее утро – отправимся на плохобалку. А затем заскочим в «Вафельный дом», наше любимое место для завтраков.
– Постойте, вы имеете в виду рыбалку?
– Плохобалку. Объясню по дороге.
Я помогаю Нане Бетси загрузить в багажник ее скрипучего коричневого бьюика с облупившейся краской пару удочек, шезлонги, кулер и коробку для снастей. И устраиваюсь на мягком сиденье. В салоне пахнет сосной и пыльной тканью, а на приборной панели светится множество оранжевых огоньков. Мотор издает писклявый шум, когда мы выезжаем с подъездной дорожки. Из радиоприемника негромко звучит пение Джонни Кэша.
