Из моей спальни, в которой я сижу, пытаясь прочесть «Бойню номер пять» по литературе, слышно, как мама отвечает по телефону.
Формальный тон ее голоса заставляет меня навострить уши, и я пытаюсь подслушать.
– Хорошо… в пять? Какой канал? Хорошо. И…поняла. Позвонить вам после? Хорошо. Я скажу ему. Большое вам спасибо.
Мама бежит по коридору к кабинету отца, и он перестает играть на своей акустической гитаре.
Прошу, не приходите сюда вместе. Пожалуйста.
Я слышу, как они оба направляются к моей комнате. Определенно, в какой-то момент мои перетрудившиеся адреналиновые железы просто взорвутся со слабым хлопающим звуком.
– Карвер, – зовет отец, стуча в дверь. Мама рядом с ним. И они не улыбаются.
Я поворачиваюсь, но ничего не говорю.
– Нам только что позвонил мистер Кранц. Он сказал, что в течение часа окружной прокурор соберет пресс-конференцию по поводу твоего дела. Он думает, что они объявят о каком-то решении.
– Хорошо, – выдавливаю я. Кровь в моем теле гудит, превращая каждую мышцу в кашу.
– Собираемся в гостиной через час? – спрашивает мама.
– Хорошо. – Я чувствую себя так, словно по моим внутренностям медленно проезжает тяжелый каток.
Родители уходят, а я устраиваюсь поудобнее, ведь, скорее всего, придется провести один из самых долгих часов в моей жизни. Я очень хочу написать Джесмин, но даже не знаю, что сказал бы. Для начала я бы извинился. Как только этот барьер будет пройден, и если она захочет услышать больше, все что мне нужно будет сказать, это: Где-то у кого-то есть ответ на вопрос, будет ли разрушена жизнь Карвера Бриггса. (Корректировка: еще сильнее разрушена). И я должен подождать час, чтобы его узнать.
Проходит час. Я сижу в гостиной, родители – по обе стороны от меня.
– Итак, Кимберли, – начинает ведущий. – Как я понимаю, мы в прямом эфире у здания суда округа Дейвидсон, где окружной прокурор Карен Уокер собирается сделать заявление?
– Все верно, Питер. Они собираются заявить о том, какие действия планируют предпринять в отношении автокатастрофы, унесшей жизни трех подростков первого августа. Некоторые наши зрители вспомнят, что несчастный случай был связан с отправкой сообщения.
Мама вся дрожит рядом со мной. Я прерывисто вздыхаю. Такое ощущение, что мои легкие полны жидкого цемента. Пульс стучит в висках, а у основания черепа нарастает головная боль.
Камера переключается на пустой подиум с несколькими микрофонами. Окружной прокурор подходит к нему.
– Спасибо всем за то, что пришли сегодня. Автокатастрофу, унесшую жизни Тергуда Эдвардса, Блейка Ллойда и Элиаса Бауэра, нельзя назвать ничем кроме как трагедией. И все же остается вопрос, было ли совершено преступление. В течение почти трех месяцев наш офис вместе с полицейским департаментом Нэшвилла и бюро расследований Теннесси тщательно изучали этот вопрос. Мы пришли к выводу, что…
Мое поле зрение сузилось в лазерную точку.
– …этот трагический инцидент…
Я размышляю о том, что буду делать, когда они это скажут. Когда они скажут, что мне конец. Интересно, буду ли я плакать. Или кричать. Случится ли паническая атака. Или я просто вырублюсь.
– …не был результатом преступного поведения, и наш офис не будет предъявлять обвинения против четвертого выжившего несовершеннолетнего подростка, связанного…
Мама разражается рыданиями. Отец выдыхает и в слезах закрывает лицо ладонями. Я сижу молча и абсолютно неподвижно. Я не уверен, что расслышал правильно то, что сказали. Так бывает, когда полусонный смотришь телевизор и приходится обдумывать каждое предложение, чтобы убедиться, что это не приснилось.
– … Мы еще раз выражаем наши соболезнования семьям Эдвардса, Бауэра и Ллойда. Мы хотим использовать эту возможность, чтобы предупредить молодых людей об опасности переписки за рулем. Пусть это и не поднимается до уровня преступного поведения, но последствия этого, как мы видели, могут быть ужасающими. Наш офис продолжит…
Мама сгребает меня в объятия.
– О, спасибо, Господи, – все шепчет и шепчет она. Ее Миссисипи проявляется почти всегда в моменты сильного эмоционального напряжения. Отец обнимает меня с другой стороны. А я все никак не могу оторвать взгляда от телевизора.
Звонит мамин телефон.
– Алло? О, боже мой, да, вы не представляете. Да. Да, рядом, сейчас дам ему трубку. И огромное, огромное вам спасибо. Хорошо. Хорошо, до свидания.
Мама передает мне трубку.
– Мистер Кранц, – шепчет она.
– Алло?
– Карвер! Ну что? Похоже, ты можешь расслабиться, сынок.
– Эм… да… отлично. – Я пытаюсь копировать его энтузиазм.
– Я знал, что попытка обвинить тебя была притянута за уши. Они приняли правильное решение.
– Ага.
– Все же опасность миновала не вполне. Окружной прокурор еще может передумать, так что не рассказывай никому об аварии. И еще. Эдвардс может подать гражданский иск, чтобы получить денежную компенсацию. И процесс ему будет проще выиграть без оправдательного приговора. В любом случае мне пора. Клиент ждет. Поздравляю. И береги себя, хорошо?
– Хорошо.
Я кладу трубку и делаю глубокий вдох. У меня нет сил. Я хочу побыть один.
– Мне нужно прилечь, – говорю я.
– Хорошо, дорогой, – соглашается мама, снова меня обнимая. – Я пойду куплю курицу гриль из «Hattie B’s», и отпразднуем.
В другой жизни только одна эта новость превратила бы вечер в праздник.
Я ухожу в свою комнату, падаю на кровать и смотрю в потолок. И плачу до тех пор, пока слезы не попадают в уши, приглушая звуки, будто я под водой.
Не имею понятия, почему я плачу. Наверное, я счастлив, но не уверен. Счастье не было бы связано со всем этим. Наверное, это облегчение, но одновременно и странное разочарование. Будто я уже несколько дней привязан к столбу, веревки натирают кожу на запястьях и лодыжках, язык потрескался и опух от жажды. И подходит человек в черном капюшоне с факелом, чтобы разжечь дрова подо мной, но оставляет горящий факел на земле, разворачивается и уходит. А я все еще привязан к столбу.
Телефон вибрирует в моем кармане.
Джесмин! Она увидела новости. Она звонит поздравить меня, сказать мне, что если окружной прокурор не собирается меня наказывать, то не собирается и она.
Это незнакомый номер. Репортер? Полиция дала ему мой номер, пока телефон был у них?
– Алло?
– Карвер Бриггс? – спрашивает решительный холодный женский голос на другом конце.
В эти дни я действительно ненавижу, когда люди по телефону называют мое имя и фамилию. Я встаю и начинаю ходить туда-сюда.
