Девушка подправила серый старушечий платок, сползший на самые глаза, и в ожидании смотрела на Тимофея. «Сколько же ей еще предстоит претерпеть и вынести на своих худеньких плечах! Сколько еще горя доведется узнать… Поменьше бы его, девонька!»
— Жениха тебе хорошего, — на прощание пожелал Тимофей, улыбнувшись.
— У мене вже исти наречений
[25].
— И кто же он? — не удержался от вопроса Тимофей.
— Командир Красной армии, — с затаенной гордостью произнесла девушка.
— Тогда желаю тебе дождаться его и чтобы он был жив и здоров!
— З ним ничого не трапиться, я це знаю
[26].
— Все так, главное, надо верить… Тогда ничего не случится. А потом детишек вам побольше!
— Як розибьемо нимцив, весилля зиграемо
[27].
— Меня не забудь позвать. А то ведь я обижусь, если не позовешь, — серьезно произнес Романцев.
— Позову, — так же серьезно пообещала девушка.
— Хорошо, буду ждать! Щербак, дай дивчине продпаек. Да не жадничай! Что у нас там, тушенка, сгущенка? Шоколад не забудь положить!
— Есть, товарищ капитан! — с готовностью отозвался старшина, развязывая вещмешок. Уложив продовольствие в бумажный пакет, он протянул его девушке: — Бери, дивчина!
Попрощавшись, Зося ушла, прижимая к груди угощение.
На примятой лесной траве отчетливо различались следы прошедших здесь недавно людей. Без особых сложностей прошагали метров двести, пока наконец не вышли на твердый грунт. Дальше следы терялись.
И куда теперь топать прикажете?
— Щербак, в группе следопыт есть? — повернулся Романцев к старшине.
— Как же без него, товарищ капитан, — чуть ли не обиделся Щербак: — Строев, — громко окликнул он худенького парнишку, — поди сюда!
— Ты следопыт, что ли? — с некоторым сомнением посмотрел на подошедшего солдата Романцев. Был он жилистым, каким-то нескладным, но в серых глазах чувствовался характер — взгляд серьезен и строг.
— Не следопыт, а охотник, — ненавязчиво поправил боец. После чего добавил: — У нас в роду все охотники.
— А сам откуда будешь?
— Из Сибири. Поселок Хромовка, недалеко от Иркутска.
— Это хорошо, что ты охотник, и хорошо, что из Сибири. Давай, показывай, чему тебя научили.
Присев на корточки, Строев принялся внимательно всматриваться в едва различимые на земле отпечатки. Потом показал на большой валун, лежавший немного в сторонке, и сказал:
— Только я этому не учился, я с этим родился. Видите, камень немного сдвинут?
— Ну?
— Тот, что шел первым, сапог на него поставил. Сдвинул его немного.
Тимофей подошел к камню и увидел на его серой шероховатой поверхности тонкую полоску грязи.
— А ты глазастый. Ни за что бы не заметил, если бы ты не сказал.
— Второй вот здесь присел. Наверняка портянки перематывал. А вот третий, кто рядом с ним был, травинку сорвал. Наверняка в зубах ею ковырял и вот сюда бросил… Вон она лежит. — Следопыт отошел еще на три шага и показал на ствол дерева: — А вот здесь четвертый стоял… Вот его следы. Вещмешком он на ствол дерева оперся. Видите, потертость… Вот в этом месте глаже, чем тут. На коре это сразу заметно.
Капитан внимательно посмотрел на молодого бойца. Остроглазый! Не всякий на такие детали внимание обращает.
— А с чего ты взял, что именно вещмешком он опирался? Мало ли… Может, чего-то другое было?
— Товарищ капитан, неужели вы не видите? — вполне искренне удивился следопыт.
Тимофей внимательно всмотрелся в потертость на коре. На ней не было ни нитки, ни куска ткани, ровным счетом ничего такого, что могло бы указать на вещмешок. А может, парень все-таки голову морочит? Хотя на розыгрыш не похоже… Боец, несмотря на молодость, к делу относился серьезно.
— Ну, и что ты здесь увидел?
— А вот царапинка на стволе. На этом уровне как раз пряжка должна быть от ремешка. Диверсант опирался на ствол, а потом для чего-то повернулся к тому, что на тропе стоял, — показал Строев россыпь камушков, вжатых в грунт. — Наверное, разговаривали они о чем-то, а потом в ту сторону пошли, — махнул он в глубину леса.
— А ты молодец!.. Вот что, идем тихо, смотрим под ноги, чтобы ни одна ветка не сломалась и ни один камень не треснул! Диверсантов брать только живыми! А теперь — вперед! Оперативное совещание закончено.
Строев уверенно вел за собой группу. Иногда он останавливался, пристально разглядывая примятую траву, для каких-то одному ему понятных целей брал в ладонь кусочки глины, растирал ее в пальцах. Один раз, в силу неведомых умозаключений, даже попробовал ее на язык и брезгливо сплюнул. Наблюдать за следопытом было занятно. Но боец не обращал внимания ни на сдержанные улыбки, ни на откровенное любопытство, зорко отмечал лишь одному ему ведомые на земле отметины и уверенно продолжал идти дальше.
У небольшой балки, заросшей густой, колючей, трудно преодолеваемой лещиной, остановились. Повернувшись к капитану, Строев сказал:
— Дальше со следами будет легче, здесь местность другая, глины много. Следы хорошо видны… На этом месте они пообедали. Видите? — показал он на разбитые высохшие комья земли, на которых отчетливо обозначился след от сапога. — Тут они яму выкопали для мусора.
Романцев в который раз подивился наблюдательности бойца. Едва пушок на верхней губе пробился, а следопыт матерый! Не обрати Строев внимания на глинистую россыпь, затерявшуюся в высокой траве, сам бы он проследовал далее, не оглядываясь. Местность виделась однородной, мало чем отличающейся от той, которую миновали. А вот парнишка сумел разглядеть какие-то особые различия.
— Наблюдательный ты.
— Без этого в тайге нельзя, — объяснил боец. — Или зверь задерет, или без еды останешься, а то и заплутаешь… В яме для мусора наверняка что-то интересное есть. Нужно покопаться!
— Давай посмотрим, — согласился Тимофей и зашагал за следопытом.
Диверсанты не стали себя утруждать выкапыванием глубокой ямы: врылись в землю ровно на штык саперной лопаты. В ней обнаружились консервные банки, промасленные обертки от сала и пергаментная бумага от галет. Знатно отобедали, на природе всегда хороший аппетит!
Тимофей аккуратно перебирал содержимое ямы: ни бумаг с записями, ни газет, ничего такого, что могло бы представлять хоть какую-то ценность. Но что-то дельное ведь должны же оставить!
Строев отступил на несколько шагов, что-то внимательно высматривая в кустах, затем прошел в другую сторону, поковырялся палочкой в каком-то бугорке, долго всматривался в примятую траву, хмурился.
