— Я не выбирал, товарищ капитан. Был направлен в эту часть из полевого госпиталя.
— Где находится госпиталь?
— В Воронеже.
— Номер госпиталя?
— Девятьсот двадцать один.
— Как долго добирались?
— Три дня.
— Предписание с собой?
— Так точно!
— Дайте взглянуть.
Зеленчук расстегнул верхний карман и вытащил из него вчетверо сложенное предписание. Слегка помятое, с приставшими крупинками табака, оно выглядело подлинным. Бумага немного желтоватая, каковой пользуются даже в штабе фронта. Места изгибов чуток затерты, но ровно настолько, насколько могут быть у бумаги, сложенной вчетверо и пролежавшей несколько дней в нагрудном кармане. Все графы были заполнены и размещались в том порядке, какой предусмотрен инструкциями. Никаких размытых печатей или потертостей. Указаны сроки выписки и время, когда старший сержант должен прибыть в часть. Правда, имелось одно небольшое «но»…
Подняв на стоявшего в ожидании Зеленчука взгляд, Тимофей спросил:
— Вы так рветесь на фронт?
— Не совсем понимаю вопрос, товарищ капитан, — слегка оторопел старший сержант.
— Вы прибыли в часть на несколько дней раньше. Вам ведь положено до десяти дней отпуска. Так? Почему вы этим не воспользовались?
— Не думал, что такой вопрос будет задан, — несколько обескураженно ответил Зеленчук и слегка пожал плечами.
— Товарищ старший сержант, хочу вам напомнить, вы находитесь в военной контрразведке и здесь вам могут задавать самые разные вопросы, в том числе и очень неожиданные, — ровным голосом произнес Романцев, внимательно наблюдая за его реакцией. — Или вас что-то смущает?
— Ничего не смущает.
— Так почему же вы прибыли раньше?.. Знаю по личному опыту, после того как увидишь близких, смерть уже не так страшна. Даже разрывы снарядов не такими громкими кажутся, потому что знаешь, за кого воюешь.
— А нет у меня больше дома, товарищ капитан.
— Как так?
— Бомба в него попала, вся семья погибла, — просто и безо всяких эмоций пояснил старший сержант. Помолчав чуток, добавил: — Так что без надобности мне отпуск. Хотелось с немцами побыстрее поквитаться.
Романцев переглянулся со старшиной Щербаком, сидевшим в углу землянки: неужели ошиблись, неужели «пустышку» потянули? Хотя в жизни еще и не такие совпадения встречаются.
— В медицинском заключении написано, что у вас ранение в грудинный конец ключицы.
— Все так, — кивнул старший сержант, — могу продемонстрировать, — и, не услышав возражений, расстегнул гимнастерку, приподнял ее со спины и показал длинный и кривой багровый шрам, уходивший под самую шею, с едва зажившими краями, какой бывает от недавней операции. — Заживало скверно, — искренне пожаловался Зеленчук, — не знаю почему. Гноилось сильно. Спасибо врачам, можно сказать, с того света за хвост вытащили. От сепсиса мог умереть.
— Понятно… А красноармейская книжка у вас с собой? — все тем же ровным голосом задал следующий вопрос Романцев.
— Конечно, как же без нее? Сейчас такое время, что можно трусы забыть, но не красноармейскую книжку, — протянул он служебное удостоверение.
— А вы, оказывается, шутник, как я посмотрю, — беря в руки документ, усмехнулся Тимофей.
— Без шуток на войне тяжело.
Раскрыв красноармейскую книжку, он внимательно стал перелистывать страницы, каждая из которых была заполнена разными чернилами и разным почерком. Некоторые записи обесцветились и выглядели тусклыми, другие, напротив, — смотрелись сочно и ярко, как если бы слова были написаны вчерашним вечером.
Из книжки следовало, что военная биография у Зеленчука была богатой: призвался из города Клин, воевал на Волховском фронте, затем под Сталинградом, где получил серьезное ранение в плечо и был направлен на Воронежский фронт в Тринадцатую армию в запасной полк.
— Боевая у вас биография, — поднял глаза на старшего сержанта капитан. Но тот выглядел невозмутимым, на крепком скуластом лице, будто бы выточенном из камня, не дрогнул даже мускул.
— Есть такое дело, товарищ капитан, — сдержанно согласился Зеленчук. — Побросало!
— А призывались вы из Клина?
— Так точно!
— Вы родом оттуда?
Всего-то небольшая пауза (что бы это могло значить?), но уже в следующее мгновение лицо старшего сержанта расплылось в добродушной улыбке:
— Сам я из Майского. Поселок такой небольшой, но вот призывался из Клина, это верно!
— Чего я спрашиваю-то? Мой однокашник в военкомате в Клину служит, майор Иванцов. Военкомат ведь находится на улице Ворошилова?
— Именно так, — охотно подтвердил Зеленчук.
Игра в «кошки-мышки» закончилась. Вообще игра закончилась! Разговор начинал утомлять. С этим Зеленчуком было все ясно. Собственно, как и с его красноармейской книжкой.
На каждый предъявленный документ — паспорт, военный билет, предписание, аттестат — военной контрразведкой были введены соответствующие опознавательные знаки, по которым можно было судить о подлинности документа. На недавно обновленной красноармейской книжке тоже должны быть метки. В «Отделе I», касающемся общих сведений, в строчке «Год рождения» черта должна отстоять на значительном расстоянии от последней буквы, в то время как у старшего сержанта она буквально подпирала последнее слово. А это уже ошибка… Год выдачи удостоверения значился как август сорок первого, а вот только листы выглядели непотрепанными. Так не бывает, тем более на фронте. За два года такая книжечка будет пропитана потом, перепачкана землей, листы будут заметно помяты, чернила будут расплываться, уголки страниц станут потрепанными. А тут такое впечатление, что он носил красноармейскую книжку не в нагрудном кармане, а хранил где-то в шкафу.
Закрыв служебное удостоверение, Тимофей широко улыбнулся и едва ли не по-дружески произнес:
— Ну что, абверовский сучонок, а теперь будем говорить правду? Или ты дальше препираться будешь?
— Товарищ капитан!..
— Послушай, прихвостень фашистский, в Клину нет улицы имени маршала Ворошилова! Что же твои господа по ту линию фронта так просчитались? Отвечай! — Романцев неожиданно громко лупанул по столу кулаком и рявкнул: — Кто тебя сюда прислал?! С какой целью?!
— Это какая-то ошибка. Не было такого, по ранению я, — залепетал диверсант, отступая к двери.
— Стоять! — выхватил Тимофей из кобуры «ТТ». — Уговаривать не стану, даю тебе минуту. — Повернувшись к старшине Щербаку, направившему на диверсанта «ППШ», приказал: — Если не скажет, отвести в лес и расстрелять!
— Есть, товарищ капитан! — охотно откликнулся старшина.
— Ну?! — повернулся Тимофей к диверсанту. — Кто тебя сюда прислал?
