— Мне пришлось потерпеть. Теперь на этом месте синяк будет.
— Ты его бадягой разотри, помогает! — с ухмылкой посоветовал Тимофей. — Можешь записать его как легкое ранение. И много вас таких леших тут попряталось?
— Восемь человек, — ответил Щербак. — А еще на дальних подступах люди стоят. Перекрыты все тропы. Так что мимо разведки никто не пройдет. А если вдруг пойдет что-нибудь не так, так из тройного кольца ему не выбраться.
— Хорошо сработано. Хвалю! Так где мы его подождем? Надеюсь, не на дереве?
— Вон тот бугорок видите? — показал старшина на небольшое возвышение метрах в пятидесяти, заваленное сухостоем.
— Вижу.
— Вот в нем и спрячемся. А из него на все стороны подходы будут видны.
— Ловко придумали, настоящая берлога, когда это вы ее успели соорудить?
— Еще вчера.
— А диверсант, случайно, не увидел все ваши приготовления? — с сомнением посмотрел капитан на старшину.
— Все в порядке, товарищ капитан. Одни делали убежище, а другие подходы охраняли.
— Тогда пойдем!
Куча из сухостоя возвышалась между двумя могучими соснами и выглядела вполне естественно. Такие наносы нередко случаются во время урагана, когда поломанный сухостой прибивает ветром к препятствию. Со временем стихийное сооружение все более крепнет, за него цепляются колючие ветки и трава, оно становится местом погребения листьев. А еще через год превращается в идеальное место для перегноя, заметно проседает, спрессовывается, затем на нем начинает расти трава. Так что место для наблюдения было выбрано весьма удачно. Диверсант пройдет рядом и даже не обратит внимания на сооружение.
Лаз находился у самой земли, пришлось буквально вползать в бугор, распластавшись по земле, но уже внутри было достаточно много места для двоих.
Переждали ночь, выдавшуюся прохладной и росистой. Темнота давила так, что было больно глазам. Но всю ночь Тимофей не сомкнул глаз, усиленно всматривался в черноту, а рядом ворочался старшина, прислушиваясь к тревожным шорохам.
Ближе к утру пропищала дважды сойка, ей отозвалась другая лесная пичуга, столь же задиристо, и Щербак негромко произнес:
— Он идет, товарищ капитан. Сейчас будет здесь.
Минут через пять Романцев увидел человека в маскхалате, приближавшегося к поляне. Подходил он без спешки, ступал аккуратно, старался не наступать на попадающиеся на пути сухие ветки. Останавливался, прислушивался. В общем, шел так, как ходит человек, который хочет остаться незамеченным.
Ступил на поляну, вновь осмотрелся, будто что-то почувствовал. Не решался подходить к тайнику с рацией, все чего-то выжидал, всматриваясь пристально в рассеивающейся сумрак.
— Будем брать, как только он начнет распаковывать рацию, — шепотом напомнил Романцев.
Убедившись в безопасности, диверсант подошел к тайнику. Аккуратно приподнял вырезанный дерн и бережно положил его рядом. Затем вытащил из ямы лапник и уложил рядом. Старшина просвистел сойкой в тот самый момент, когда немецкий агент, присев на корточки, ухватился за ранец с рацией.
Неожиданно из-за дерева выскочили двое бойцов: один со стороны спины, отрезая путь к отступлению, а другой шагнул прямо на него, наставив в грудь автомат:
— Поставь рацию!
Диверсант, не успевший распрямиться, продолжал держать в руках ранец с рацией. В следующее мгновение он швырнул ее в стоявшего напротив бойца и мгновенно вытащил из-за голенища нож. От неожиданного удара рации в грудь боец на какое-то время потерял равновесие, ствол автомата колыхнулся, прицел сбился. Диверсант уже прыгнул на бойца, повалил его на землю и занес для удара нож. Контрразведчик, стоявший позади, подскочил и ударил диверсанта прикладом по затылку. Не удержав вдруг потяжелевший нож, диверсант выронил его из ослабших пальцев и завалился на спину, разбросав по сторонам руки.
Раскидывая в сторону ветки, на поляну, сжимая в руке пистолет, выскочил Романцев. Склонился над упавшим радистом и неодобрительно покачал головой:
— Да ты же его убил, Иванцов! А поаккуратнее как-то нельзя было? Я же всех предупреждал, он нам живым нужен!
— Товарищ капитан, так кто же знал, что он такой хлипкий? — виновато ответил красноармеец.
— Ох, усложнил ты нам задачу! — продолжал сокрушаться Романцев. — Трибунал по тебе плачет!
Старшина Щербак постучал по щекам упавшего диверсанта и обрадованно произнес:
— Кажись, дышит. Вставай, сволочь фашистская! — тряхнул он его за шкирку. — Вставай! — и отвесил хлесткую пощечину. Диверсант открыл глаза, непонимающе уставился прямо перед собой. — Я бы этому гаду еще добавил. Из-за него хороший человек чуть под трибунал не попал. — Старшина умело его обыскал, вытащил из карманов документы, из кобуры выудил «ТТ». — Возьмите, товарищ капитан.
Едва пролистав военный билет и командировочное предписание, Романцев спрятал их в планшет.
— Дай я с ним сам поговорю, — сказал он и наклонился над диверсантом, понемногу приходившим в себя. — Когда от вас отошел старший сержант?
Сжав челюсти, диверсант хмуро смотрел на склонившегося над ним Романцева.
— Я не знаю.
— А кто за тебя будет знать? — Тимофей ткнул ствол пистолета прямо ему в лоб. — Говори, если не хочешь, чтобы мы тебя прямо в этой яме закопали! Твое имя?!
— Григорий Панаевский, — выдавил из себя диверсант, пытаясь приподняться.
— Сидеть! Какова твоя роль в группе?
— Я — радист.
— Кто у вас старший?
— Фрол Кравченко. Он меня сюда послал за рацией и документами.
— Это его настоящее имя?
— Нет, по абверовским документам.
— Как звать второго?
— Василий Рубан, имя и фамилия тоже не настоящие.
— Где они находятся?
— В землянке, недалеко отсюда.
— Вы уже забрасывались сюда?
— Да, — не сразу ответил Панаевский.
— Что за землянка?
— Ее перед самым отступлением соорудили.
— Почему рацию оставили?
— Нести тяжело. А тут еще и взрывчатка.
— Запарились, значит, — хмыкнул Романцев. Достав карту, сказал: — В какой квадрат идете?
— Вот сюда, к этому изгибу. Там небольшой мосток проложен через какую-то промоину, вот под опору и заложим взрывчатку, — показал диверсант на полоску железной дороги, рассекающей зеленое пятно лесного массива. — Наша задача заблокировать участок в районе Детковцы, а потом выдвигаться в Броды. Там нас должны встретить бойцы УПА.
— Зачем?
— Организуется какая-то крупная акция, но какая именно, я не знаю. Я всего лишь радист.
