— След, товарищ капитан, — произнес шедший впереди красноармеец Строев.
Наклонившись, Тимофей увидел узкую дорожку примятой травы, уводившую в сторону сбегавшего по белым камушкам тонкоголосого ручейка. Прошел немного дальше и разглядел на влажном грунте отпечаток каблука немецкого сапога, подбитого гвоздями. След от немецкого сапога не спутаешь ни с каким другим, каблуки на сапогах советских военнослужащих круглые, с заклеенной подметкой, а немецкие вырезались квадратом и подбивались гвоздиками с широкими шляпками.
— По ручью он пошел, — предположил Строев, — на той стороне следов не видно. — Вот только вопрос куда: вверх или вниз? Можно разделиться на две группы, чтобы выяснить.
— В общем, так, времени у нас в обрез! — посмотрел Романцев на старшину. — Делим наш оперативно-разыскной отряд на две группы. Ты, Щербак, пойдешь вверх по течению, а я вниз по ручью. В твоей ответственности группа захвата. Этого гада нужно брать живым! Если вдруг услышишь выстрел, идешь прямо на него. Все понятно?
— Так точно! Первый взвод, за мной! — сказал Богдан подошедшему сержанту. — Идем вверх по ручью! И поаккуратнее, не греметь понапрасну!
Тимофей с группой бойцов, шагавших друг за другом, заспешили вниз. Яловые сапоги ощущали холод бегущей воды, под ногами хрустел галечник, бичевник, торчавшие камни затрудняли движение. При должной сноровке диверсант мог уйти прямо по ним, не оставив никаких следов, так что надежда только на внимательность бойцов, шедших по обе стороны от ручья.
Неожиданно между деревьев мелькнула полевая форма, затем кто-то из солдат, шедших немного впереди, потребовал:
— Военная контрразведка… Товарищ лейтенант, предъявите документы!
В просвете между деревьями Тимофей рассмотрел долговязого лейтенанта лет двадцати восьми. Через плечо болталась полевая сумка, на голове матерчатая фуражка с полевой звездочкой. Обмундирование на нем было не новое, изрядно выцветшее, какое бывает у военных, большую часть времени пребывавших на солнце. Вот только возникал вопрос: что ему делать в глухой части леса, вдали от расположения?
Тимофей показал рукой в сторону лейтенанта, а бойцы мгновенно поняли приказ: растянулись и стали обходить лейтенанта, окружая его в полукруг. Двое из них уже вышли в распадок, и лейтенант должен был увидеть их периферическим зрением, услышать негромкое похрустывание веток, раздавленных подошвами сапог.
— Чем же таким я заинтересовал военную контрразведку? — удивленно и вполне добродушно поинтересовался лейтенант, напустив на себя безмятежный вид.
— Предъявите ваш военный билет, — более требовательным тоном произнес боец, который первым увидел его.
— Ну, если так надо… — лейтенант расстегнул планшет, сунул в него ладонь. — Сейчас достану…
Смершевец предупредительно приподнял ствол автомат, давая понять, что шутить не намерен, и пристально наблюдал за движениями офицера. Взгляд у контрразведчика недоверчивый, очень недобрый, привыкший ко многим фронтовым неожиданностям. Такой не растеряется!
Неожиданно лейтенант упал на спину и, выдернув руку из планшета с пистолетом в ладони, дважды выстрелил в автоматчика. Контрразведчик не сплоховал — мгновенно юркнул в сторону, перекатился и выпустил короткую автоматную очередь над головой лейтенанта, не давая ему подняться.
— Не дать ему уйти!!! — выкрикнул Романцев. — Брать в кольцо!
Бойцы приближались вплотную, отрезая диверсанту путь к отступлению. Но тот умело отходил, прятался за деревьями, прицельно стрелял по наседавшим бойцам.
— Сдавайся! — выкрикнул капитан. — Тебе все равно не уйти! Ты окружен!
Пуля смачно шлепнула в сосну, всего-то на вершок выше головы. «Вот стервец! — невольно присел Тимофей. — Что-то не везет сегодня, так и без головы можно остаться!» Диверсант был матерый, опытный, умел точно стрелять на звук. Просто так его не взять, нужно что-то придумать.
— Не торопись, капитан! Мы еще повоюем! Мне терять нечего!
— Вот что, Щербак, — сказал Романцев подползшему старшине, — ты сколько языков взял?
— Не считал, товарищ капитан, — ответил старшина. — Кажись, двадцать четыре будет.
— Хорошее число. Значит, этот диверсант для тебя будет юбилейным. Возьми на подмогу кого-нибудь из опытных бойцов, постарайся зайти к нему со спины и взять его, пока я его здесь буду заговаривать, кажется, он из словоохотливых. Но придумай какую-нибудь хитрость, чтобы он тебя не обнаружил. Ты ведь мастак на это.
— А то, — довольно протянул старшина.
— И еще вот что, не лезь под пули, нам еще с тобой до Берлина топать. Путь неблизкий!
— Постараюсь, товарищ капитан.
— А как возьмешь, так мы этого юбилейного гада обязательно отметим!
Щербак отполз с пригорка вниз. Поманил кого-то из бойцов и, пригнувшись, прячась за кусты, зашагал в сторону лейтенанта.
Диверсант на месте не стоял, стремительно перемещался, прятался, приседал, занимал удобную позицию, делал несколько прицельных выстрелов и вновь двигался к густым зарослям, за которыми начинался овраг с крутым залесенным склоном. Если он туда спустится, то взять его будет куда сложнее. Бойцы, не давая ему уйти, обстреливали заросли. Сбитые листья в яростном танце падали на землю, терялись в высокой траве, прятались в куриных лапах корней.
— Послушай меня, тебе все равно отсюда не уйти, отдашь жизнь ни за грош, — громко кричал Романцев, — а я со своей стороны обещаю объективное расследование.
В ствол впились две пули. Диверсант расхохотался:
— Ты мне сказки рассказываешь, капитан! Знаю я все ваши разбирательства! Я даже до стенки не успею дойти, как вы меня шлепнете!
Романцев видел, как Щербак с сержантом Сорочаном обходили диверсанта с двух сторон. Увлеченный беседой, тот даже не смотрел по сторонам. Щербак почти приблизился на расстояние прыжка. Оставалось только дождаться удобной минуты.
Подкравшийся Сорочан выглянул из-за поваленного дерева, выстрелил поверх головы диверсанта и тотчас откатился в сторону. Реакция абверовца оказалась мгновенной — повернувшись, он пальнул точно в то место, где еще мгновение назад прятался сержант. Срезанный пулей сук болезненно царапнул его щеку.
В следующее мгновение на диверсанта из своего укрытия выпрыгнул Щербак. Выбитый пистолет отлетел на несколько метров за ствол. Не достать! Старшина крепко обхватил диверсанта ногами и стал заламывать руку. Но тот, оказавшись невероятно гибким и жилистым, вывернулся из железных объятий Щербака, перевернулся на бок и, вытащив из-за голенища финку, взметнул ее для удара. В широко распахнутых глазах старшины Тимофей прочитал ужас, к которому примешивалась откровенная досада: «Вот надо же такому случиться, воевал с первых дней, не получил ни одной царапины, и приходится погибать в тылу от руки диверсанта!»
Невесть откуда подскочивший сержант с размаху опустил ствол автомата прямо на лоб диверсанта. Тот обиженно ойкнул, потерял к поединку интерес и, выронив финку, завалился на спину.
