— Разрешите идти, товарищ капитан? — спросил Щербак.
— Куда это ты собрался? — невольно удивился Романцев.
— Дело у меня есть одно, личного характера, — широко заулыбался старшина.
— Прямо сейчас?
— Да. Вы же сами сказали, что потом может быть поздно.
— Все так… Созрел, значит?
— Так точно, товарищ капитан, созрел!
— Ну, ступай, только смотри, для этого личного дела цветы не забудь нарвать. Для девушек это очень важно.
— Так они же завянут!
— Хм… Богдан, мы все неотесанные мужики. Знаешь, что делает соловей, чтобы самку завлечь?
— Поет, наверное.
— Все так. Музыкой ее завлекает. Поет о том, что какой он красивый и хороший, чтобы самка на него внимание обратила. А если это не помогает, так он ей веточку какую-нибудь в клювике своем несет, дескать, давай вместе гнездо вить. А так как у тебя, Богдан, слуха вообще никакого нет, а вместо голоса один паровозный гудок, то для тебя принесенная веточка в самый раз будет. Понимаешь?
— Как никогда, товарищ капитан, — серьезно отозвался Щербак.
— А если так, то тогда давай быстрее топай! Пока твоя Маруся кого-нибудь другого не выбрала… поголосистее и с цветами!.. Богдан! — остановил капитан уже отошедшего старшину. — Советую собрать полевые ромашки. Они нарядные, а в этом лесу очень крупные. Знаешь, где их лучше набрать?
— Где?
— За военторгом лесочек смешанный начинается, а дальше заросший овражек будет с ручейком на самом дне, вот за ним целая поляна ромашек растет. Там еще не все их сорвали!
— Я понял, товарищ капитан, — просветлел Щербак.
— Да, вот еще что, — строго сказал Романцев. — Ты там все ромашки-то не срывай, оставь остальным влюбленным.
— Обещаю, товарищ капитан, — улыбнулся Богдан.
Глава 17
Желаю тебе больших звезд!
Из четырех разведгрупп, отправленных за линию фронта, отозвались только три. Последующие несколько часов Маруся неоднократно выходила в эфир, пыталась вызвать молчавшую группу на связь, но разведчики не отзывались. В трубке раздавались лишь трескучие эфирные шумы. Несколько раз подходил командир полка, спрашивал, как обстоят дела, но Маруся лишь пожимала плечами, отвечая:
— Волга на связь не выходит.
— А ты пробуй, Маруся, пробуй, — советовал полковник. — Никаких пауз! Не должны они пропасть!
Разведгруппа с позывным Волга была одной из самых опытных. Около двадцати раз они переходили за линию фронта и всегда возвращались, а ведь были куда более сложные ситуации. В этот раз они должны были проверить информацию о переброске танкового корпуса к Ярославу для усиления пехотных немецких полков и на следующий день возвратиться обратно.
Свое дежурство Маруся покидала расстроенная, каждого из разведчиков она знала лично, а командир группы старший лейтенант Барышев даже пытался как-то за ней ухаживать, правда, делал он это как-то неуклюже, совсем по-ребячьи. Хотя где ему было научиться таким премудростям, сразу со школьный скамьи ушел на фронт.
Вернувшись в комнату отдыха, где ей предстояло отдохнуть последующие четыре часа, Маруся долго не могла уснуть, все думала о пропавших разведчиках. Может, у них просто повреждена рация и они не могу выйти на связь. Надежда еще оставалась — случалось, что разведгруппы возвращались даже тогда, когда заканчивались крайние сроки.
Неожиданно в дверь постучали. Кто же там такой деликатный?
— Входите, — произнесла Маруся.
В дверь, заметно смущаясь, вошел старшина Щербак, в большой потемневшей ладони он как-то неумело сжимал букет ромашек, стебли которых были перетянуты тонкой веревкой.
Кого уж она не ожидала, так это Богдана.
— Мне сказали, что ты здесь… Знаешь, мне хотелось бы принести тебе гладиолусы или как их там… хризантемы какие-нибудь, вот только где их взять на фронте? — неуверенно подошел он к Марусе и протянул букет. — Вот вернемся с победой, тогда я каждый день тебе буду гладиолусы дарить.
Девушка взяла букет, вдохнула летний запах ромашек.
— Обещаешь? — посмотрела она на Богдана снизу вверх. Все-таки какой же он высокий!
— Что буду дарить цветы каждый день? Можешь не сомневаться, — убежденно заверил старшина. — Если я сказал, так оно и будет! Железно!
— Нет… Я не о том, — ответила Маруся и вдруг поняла, что не может оторвать взгляда от его ясных глаз. Что же это за наваждение на нее такое нашло. Вот тебе раз, неужели влюбилась?
— А о чем же? — недоуменно спросил Щербак.
Руки у него оставались пустыми, и казалось, что он просто не знал, что с ними делать: сжимал пальцы в кулаки, сцеплял замком. Такое впечатление, что им явно не хватало автомата.
— О том, что вернешься, — произнесла Маруся слегка дрогнувшим голосом. — Не нужно мне никаких цветов, главное, чтобы ты живой был!
Глаза Богдана неожиданно повлажнели. Его руки, большие и мускулистые, ухватили Марусю, и она буквально потерялась в его могучих объятиях.
— Обещаю!
— Больше мне ничего не нужно.
Дверь неожиданно распахнулась, и в проем заглянула сменщица.
— Ой! Извините, — произнесла девушка сконфуженно. — Я только хотела сказать, что Волга вышла на связь. — Дверь тотчас закрылась.
— Завтра мы с тобой распишемся, — твердо произнес старшина. — Нет, сегодня! Чего же тянуть? Знаешь, на войне все как-то быстро происходит… Командир полка здесь?
— Да, — растерянно произнесла Маруся.
— Вот пусть и засвидетельствует наш брак.
— Но у нас с тобой даже ничего еще не было.
— А что у нас еще должно быть, кроме любви, — искренне удивился Щербак. — Вот тебе раз, ты почему плачешь, Маруся? Ведь все же хорошо.
— От счастья, — произнесла девушка, вытирая кулаком слезы.
Уже подходя к кабинету Александрова, Романцев столкнулся с Кондратьевым.
— Послушай, капитан, что хочу тебе сказать…. Сработал хорошо. Хвалю! Про первую твою встречу с Роговым тоже знаю… Думаю, что тогда в твоем отряде он оказался не случайно, хотел завести в какое-нибудь село, оккупированное немцами, и сдать вас! Та еще сволочь! Хотя вопросов еще много осталось… Ему ведь удалось каким-то образом легализоваться в Красной армии, получать информацию. Сейчас об этом уже никого не спросишь…. В живых никого не осталось.
— Кто он такой?
— Служил в «Украинском Легионе Самообороны», позже этот легион получил наименование «31-й шуцманшафтбатальон СД». Каратель, одним словом!
— Теперь для меня многое прояснилось.
— Надеюсь, ты на меня не в обиде за прошлый наш разговор. Сам понимаешь, работа у нас такая. А тут у тебя такое дело… Выходил из окружения и ни одной царапинки не получил! Это ведь такая редкость. В Москву еще перевели… А сейчас вижу, все заслуженно, работать умеешь! Полковник Александров тобой очень доволен, а он зря не похвалит. Ты что дуешься-то? Может, нам еще вместе в одном отделе служить. Забудь! — протянул он руку. — И поздравляю!
