— Товарищ подполковник…
— Но уж если ты такой нетерпеливый… Хорошо, надолго я тебя не задержу. Вопрос-то — мелочовка! Я вот что хотел у тебя спросить, ты политрука Заварухина знал?
— Знал, — глухо произнес Тимофей.
— Ага… Ты бы не мог мне сказать, при каких обстоятельствах ты с ним познакомился?
К горлу подступил сухой ком. Сдавленно глотнув, Тимофей подумал: «Ничего-то ты не знаешь», — и уверенно посмотрел в глаза Кондратьеву:
— Товарищ подполковник, прошу обращаться на «вы», согласно Уставу.
— А вы, я вижу, службист, товарищ капитан, — усмехнулся Кондратьев. — Не боитесь, это хорошо… Пусть будет на «вы»… Вы бы не могли мне сказать, капитан Романцев, при каких обстоятельствах вы с ним познакомились?
…Свою службу Тимофей Романцев начал в Киевском Особом военном округе, так что Украина для него была не чужой. Именно здесь в июне сорок первого года он встретил войну в составе Криворожского стрелкового полка Двадцать шестой армии под командованием генерал-лейтенанта Костенко. Два месяца воевал в изнурительных позиционных боях западнее Киева в должности командира роты. Затем было длительное отступление, армия расчленилась на части, и он вместе с остатками своего полка двинулся сначала на Пирятин, а уже оттуда на Курск, где в то время размещалась линия обороны Тринадцатой армии Брянского фронта. Кто бы мог тогда предположить, что Вторая танковая группа Гудериана уже прорвала оборону Брянского фронта в районе Глухова и начала стремительное продвижение к Москве.
Еще через пять дней начался отвод войск Брянского фронта. Тринадцатая армия попала в окружение. А далее был долгий двухнедельный переход по Курской области, уже занятой врагом. Прорвав немецкие оборонительные укрепления на рубеже Нижнее Песочное, остатки армии переправились через реку Свапу, где Тимофей едва не погиб. Его тогда сильно контузило, и, если бы не молоденький боец, втащивший его на узенький плот, едва вмещавший двух человек, следующую минуту он бы не пережил.
Дальше было немного проще — остатки армии заняли оборону на рубеже Макаровка — Львов и так вгрызлись в землю, что выбить их не могла даже массированная бомбардировка.
За несколько месяцев изнурительных боев Тимофей пережил столько всего, что такого опыта хватило бы на несколько обыкновенных жизней. Именно там, где человеческая жизнь не стоила ничего, он сумел убедиться в том, что подлость всегда соседствует с безудержной отвагой.
Уже выйдя из окружения, Романцев был переведен в Особый отдел НКВД Двадцать третьей армии Северного Ленинградского фронта, а оттуда впоследствии направлен в Смерш.
В какой-то момент ему показалось, что большую часть из пережитого он сумел позабыть, предать забвению. Во всяком случае, не вспоминал об испытанных ужасах в суете протекающего дня, они могли напоминать о себе только ночью во сне. Тогда он просыпался от ужаса, подступившего к горлу, и долго не мог уснуть. Но сейчас прошлое накрыло его воскресшими воспоминаниями, выбираться из-под обломков пережитого будет непросто.
Видимо, на его лице отобразились какие-то перемены, не ускользнувшие от внимания подполковника, и тот, заметно воодушевившись, спросил, буравя Романцева острым пронзительным взглядом:
— Так о чем все-таки молчим, товарищ капитан?
— Помню я его, — глухо ответил Тимофей.
— Слышу в вашем голосе какое-то пренебрежение, товарищ капитан. И это к политруку? Ой, не порядок!
— У меня нет пренебрежения к политруку… Есть только брезгливость к дрянному человеку.
— Ах, вот как! Так где вы с ним повстречались? — напирал подполковник.
— Политрук Заварухин прибился к нашему отряду, когда мы выходили из окружения под Киевом.
— Кто был командиром отряда?
— Я взял командование на себя.
— Сколько бойцов было в вашем отряде?
— Сначала пятьдесят три бойца, потом меньше…
— Как прошла проверка, когда вы вышли из окружения?
— Из окружения мы выходили со своим оружием и документами. Проверить нас было несложно.
— В чем состояла причина вашего конфликта с политруком Заварухиным?
— Политрук пытался взять командование отрядом на себя.
— Почему?
— Заварухин отчего-то посчитал, что является более опытным командиром. К тому же он был старше по званию. Но бойцы отказывались его слушаться.
— И что было потом?
— Он стал требовать от меня, чтобы я приказал красноармейцам подчиняться ему. Я отказался.
— Почему?
— Они ему не доверяли. Ведь окружение — это не плац, где строевым шагом нужно ходить! Вся дисциплина на личном авторитете держалась.
— Хм, занятная вырисовывается история. А что конкретно вы ему ответили?
— Честно?
— Хотелось бы, как на духу! — заулыбался Кондратьев.
— Послал его «по матушке»!
— Примерно так я и подумал… Как-то непочтительно, что ли, получилось. Почему же вы решили его проигнорировать?
— Какой он командир, мне неизвестно, но я не имел права доверять жизнь своих бойцов и свою лично… извините меня за подробности… какому-то капризному человечишке.
— Как же он отреагировал?
— Сказал, что не простит мне неподчинения и обязательно доложит куда следует.
— А ведь он и доложил.
— Нисколько не сомневался и ждал последствий… Только непонятно, почему об этом вспомнили через столько времени?
— Видно, не сочли нужным… Я же вижу ситуацию совершенно иначе. Хотя в вашем личном деле эта ситуация отражена. Тут может и трибуналом закончиться.
— Это уже зависит не от меня… Во всяком случае, я вывел бойцов живыми из окружения, — хмыкнул Романцев и добавил: — Значит, я не ошибался в своих оценках… Вот она, благодарность от политрука Заварухина за то, что я вывел его живым.
Подполковник Кондратьев выглядел серьезным, от прежнего балагура, каковым он хотел выглядеть в начале разговора, не осталось и следа:
— А спросил я об этом деле вот почему… Политрук Заварухин считает себя правым и продолжает писать жалобы о вашем недостойном поведении, об игнорировании приказов вышестоящих командиров, а также о ведении вами антисоветской агитации. — Полковник выждал паузу. Лицо капитана Романцева окаменело. Заявление было серьезным. — Меня попросили еще раз проверить ваше дело, в особенности этот случай, и дать подобающую оценку произошедшему… Я досконально изучил ваше личное дело, и вот что я хочу вам сказать… Никакой антисоветской агитации я не нашел. Бойцы, которых вы вывели из окружения, подтверждают это. Для политрука ответы красноармейцев — большой минус в личном деле… Своими необоснованными заявлениями он попытался ввести военную контрразведку в заблуждение. Особый отдел также довольно серьезно пообщался с бойцами, которых вы вывели из окружения. Они все за вас горой! А вот о политруке Заварухине отзывались с большой неприязнью. Чем же вы так подкупили бойцов? — неожиданно широко улыбнулся Кондратьев.
