– Перестань!!! – я орал, уже нервы не выдерживали.
– Блядь, иди на хуй! – это все, что он мне отвечал.
Фууу. До сих пор вспоминать противно. Я постоянно ходил и просил, чтобы меня перевели в другую палату. Ловил врачей в коридоре, умолял.
– Уберите меня хоть куда-нибудь от этого идиота, – я готов был ползать перед ними на коленях, – больше так не могу!
– Нет, лежи. Больше некуда.
Кое-как я это пережил. Лежал с ним меньше двух недель – хотя мне показалось вечность, – и все это время он в меня плевался. Дебил! А я смотрел в потолок и думал, что, если бы у меня была мамка, она бы меня защитила. Хоть к заведующему отделением бы пошла. А еще лучше – забрала бы скорее домой. Ремонт там, не ремонт, разве детей сдают из-за этого в психбольницу?! Но меня защитить было некому. А к этому козлу приходила то ли мамка, то ли бабка, то ли тетка и через окно в палату – у нас были зарешеченные окна, мы лежали на первом этаже – передавала всякие гостинцы. Я смотрел на все это и ничего не понимал. Этого борова обихаживают и не могут ничему научить?! Он же домашний ребенок, блин! А харкается как свинья. В общем, я кое-как выдержал этот период, все эти унижения, а потом меня перевели во второе отделение, где уже было все нормально. Сначала заселили к младшим. Я там стал, типа, помощником. Привели во второе отделение и не знают, куда меня определить. Положили на тихий час к малышам, потому что у них там была свободная кровать. А потом я помню, как сидели две воспиталки – та, которая у младших, и та, которая у старших – и обсуждали, куда меня определить. Я не спал, подслушивал. Боялся, что меня опять куда-нибудь не туда затолкают.
– Нам пока его деть некуда, – воспиталка старших вздохнула, – мест нет.
– Ну, пусть с нами остается, – ответила другая, – будет мне с малышней помогать.
Я лежу с закрытыми глазами и такой: «Йеееес! Слава богу!» Конечно, я не хотел к старшим идти – вдруг они меня не примут, начнут обижать, как тот придурок. А тут я сам оказался самым старшим. И я честно воспитателям помогал, а они всегда меня подкармливали. Просто приносили что-нибудь из своей комнаты отдыха.
– Гооооша, у нас огурчики тут соленые остались. Будешь?
– Ооо, огурчики, спасибо огромное!
Я был почти счастлив. Дети в палате – от пяти до семи лет, а мне уже было одиннадцать. Понятно, что я ими командовал. Но надо сказать, никогда никого не обижал – у меня не было такой привычки, младших бить, хотя сам немало натерпелся от старшаков. Наверное, поэтому и решил сломать эту тупую баторскую традицию, по крайней мере, не продолжать ее. Вот так я с малышами какое-то время пожил, около недели, а потом меня перевели в старшее отделение, когда там место освободилось. И в новой палате у нас образовалась своя компашка. Там оказался один мой знакомый. Его звали Максим, и он лежал со мной в психоневрологическом санатории. Только не в этом году, а в прошлом.
– О, привет! – я очень обрадовался знакомому лицу. Думал, теперь будет здесь друг. Свой человек.
– Привет, – он отвернулся и сделал вид, что меня не знает.
В общем, киданул – просто не стал со мной общаться, и все. Хотя в санатории год назад мы с ним были неразлейвода. Играли вместе, фигню всякую творили. А теперь он то ли стыдился меня, то ли что-то еще. Но в итоге у меня на новом месте все равно хорошо все сложилось – пусть и не с ним. Я играл там с другими пацанами, общался. Таких уродов, как в первом отделении, не было.
А еще у нас там было много разных игр, даже плей-стейшен. И, что самое прикольное, воспитатель – мужик. Это, наверное, первый раз в моей жизни. Обычно везде работали тетки: и в баторе, и в лагерях, и в больницах. И вот этот наш воспитатель изобрел свою систему поощрений.
– Таааак, садимся играть в лото, – собирал нас всех за столом, – кто выигрывает, тому утром угощение!
И утром всем, кто хорошо себя вел или во что-нибудь выигрывал, доставались остатки после чаепитий врачей и медсестер. Всякие там бутерброды с колбасой, салаты, перцы фаршированные, сладости. Куча всего. С утра воспитатель устраивал настоящий аукцион. Сначала награждал за хорошее поведение. Кто вечером лег спать нормально, не болтал с соседом, по палате не шатался.
– О! Андрюша вчера первый уснул, – сообщал он, – Андрюша, ты получаешь бутерброд с колбасой.
Андрюша тут же счастливо чавкал.
– А кто вчера выиграл в плейстейшен в гонки? – он обводил нас взглядом. – Точно, Серега! Серега, ты получаешь печенье.
Я не выдерживал, начинал канючить:
– А мне когда-то хоть что-нибудь достанется?
– Нет, Гынжу, ты сиди! Вот научишься себя хорошо вести, тогда будет и тебе угощение.
Ну что тут скажешь? Справедливо. Я не обижался.
Меня, кстати, в психушке поначалу ничем не лечили. Я там просто лежал. Официально в медкарте вроде значилось обследование головы после травмы, потому что должны же они были официальный повод для госпитализации иметь. А так я отдыхал, как в летнем лагере. А заодно снова влюбился. Но на этот раз не в девочку.
У нас там была молодая заведующая отделением. Такая шикаперная – умная, симпатичная. Оооо! Я был от нее без ума. И, наверное, у всех пацанов такая фишка: когда влюбляются в теток постарше – начинают сильно баловаться, выводить их из себя, привлекать к себе внимание любыми средствами. Чтобы они подошли, поговорили, дотронулись. Как же я хотел, чтобы она меня потрогала! И поэтому изо всех сил закатывал ей истерики.
– Гоша, Гоша, успокойся, – она подходила ко мне и звала медсестру, – таблеточки дайте мальчику.
И я про себя: «Аааа! Какие еще таблеточки?! Мне надо, чтобы ты подошла ко мне, погладила, потрогала!»
Но иногда она все-таки делала так, как надо – начинала меня успокаивать, гладить по голове. У меня это было с самого детства – не знаю уж почему, наверное, психологи скажут, что это такая травма, типа никто меня не гладил в младенчестве и на руках не носил. Но я всегда, с малых лет, обожал, когда меня тетки гладят по голове. Лежу, и на седьмом небе от счастья. И вот она тоже так делала. Садилась рядом со мной и долго-долго гладила по голове.
– Гоша, все будет хорошо!
Я лежал, закатив глаза от счастья, и молил ее про себя: «Ооооо, гладь меня, гладь побольше! Я еще не сплю, не уходи, пожалуйста, гладь еще!»
Когда она оставалась дежурной и ночевала на работе, то всегда приходила ко мне перед отбоем, садилась рядом на кровать и меня гладила. До сих пор у меня перед глазами стоит эта картина, просто офигенная! Все лежат сами по себе, кто как может успокаивается, засыпает. И только рядом со мной сидит заведующая отделением. Устроилась на моей кровати и гладит меня по голове. Так я и балдел. Правда, продлилось это счастье не очень долго, всего-то чуть больше недели.
А потом мне сообщили, что если дальше все будет идти так же хорошо, то меня через пять дней выпишут. Я, конечно, обрадовался. И тут меня страшно понесло. До этого я вел себя практически как паинька, только для заведующей персонально немного истерил, чтобы она обращала внимание на меня. А так, во-первых, хотелось получать вознаграждения в виде угощений, а во-вторых, там реально надо было вести себя как паинька, чтобы не залечили всякими таблетками. Но когда я узнал, что меня выписывают, то потерял всякий страх. Сопли пузырем, пальцы веером, всех посылал. И взрослых, и детей.
