Бёртон снова посмотрел на труп. Как объяснить случившееся так, чтобы всем было хорошо? Ответ прост: это невозможно.
Рассел внимательно следила за его лицом. Бёртон снова повернулся к ней. Теперь он уже избегал встречи взглядами. Рассел одержала победу. Снисходительно усмехнувшись, она кивнула. Теперь парадом командовала она.
– Идите сварите кофе, целый кофейник, – приказала Рассел Бёртону, на мгновение насладившись тем, что они поменялись ролями. – А затем оставайтесь у входной двери на тот случай, если к нам вдруг пожалуют поздние гости. А вы, Коллин, сходите к микроавтобусу и переговорите с Джонсоном и Варни. Обо всем этом ничего им не говорите. Покамест скажите только, что произошел несчастный случай, но президент в порядке. И всё. Они должны быть наготове. Понятно? Как только вы мне понадобитесь, я дам вам знать. Мне нужно все это хорошенько обдумать.
Кивнув, Бёртон и Коллин вышли. Оба были обучены беспрекословно выполнять приказы, особенно отданные столь повелительным тоном. И Бёртон больше не хотел брать на себя ответственность. Ни за какие деньги!
* * *
Лютер не шелохнулся с тех самых пор, как выстрелы размозжили женщине голову. Ему было страшно. Первое потрясение наконец прошло, но он ловил себя на том, что его взгляд неудержимо тянуло к полу и тому, что еще совсем недавно было живым, дышащим человеческим существом. За всю свою преступную жизнь Лютер лишь однажды видел смерть другого человека. Один педофил, отбывающий уже третий срок, напоролся на финку с четырехдюймовым лезвием, которую держал в руке его сокамерник, неодобрительно относившийся к подобным занятиям. Однако сейчас Уитни захлестнули чувства совсем иного рода, как будто он был единственным пассажиром корабля, зашедшего в чужеземную гавань. Вокруг Лютер не видел ничего знакомого и привычного. Любой шум мог обернуться для него катастрофой, но он медленно опустился в кресло, опасаясь, что ноги не выдержат вес его тела.
Лютер наблюдал за тем, как Рассел пересекла комнату и склонилась над мертвой женщиной, но не притронулась к ней. Затем она подняла нож, взяв его за кончик лезвия носовым платком, который достала из кармана, и долго пристально смотрела на этот предмет, едва не оборвавший жизнь ее босса и сыгравший важную роль в том, чтобы оборвать жизнь другого человека. Осторожно положив нож в свою кожаную сумочку, она убрала платок в карман, после чего мельком взглянула на изуродованную плоть, которая еще недавно была Кристиной Салливан.
Помимо воли Рассел восхищалась тем, как Ричмонд подходил к этим внеурочным занятиям. Все его «подруги» были женщины состоятельные, занимающие высокое положение в обществе, и все были замужем. Этим обеспечивалось то, что информация о его развратном поведении не просочится в «желтую» прессу. Женщины, с которыми он спал, от раскрытия его похождений теряли не меньше, чем он, а то и больше, и они прекрасно это сознавали.
И средства массовой информации… Рассел усмехнулась. В наши дни президент постоянно находился под бдительным оком. Он не мог помочиться, выкурить сигару или рыгнуть без того, чтобы это не становилось известно широкой общественности в мельчайших подробностях. По крайней мере, так считала сама общественность. И это убеждение основывалось в основном на переоценке возможностей прессы и ее способности вытаскивать на свет божий самые сокровенные детали. Но общественность никак не могла понять, что, хотя за последние десятилетия президентская администрация и лишилась частично своего бесконечного могущества, так как проблемы беспокойного мира переросли границы способностей любого человека в одиночку справляться с ними, президент был окружен абсолютно преданными людьми, блестяще выполняющими свою работу. Людьми, чьи профессиональные навыки по части проведения тайных операций не шли ни в какое сравнение с потугами самодовольных изнеженных журналистов, чье представление о распутывании сенсации ограничивалось якобы коварными вопросами конгрессмену, готовому говорить о чем угодно ради того, чтобы быть упомянутым в вечерних новостях. Реальность заключалась в том, что президент Алан Ричмонд мог свободно перемещаться куда угодно, не опасаясь, что кому бы то ни было удастся проследить за его местонахождением. При желании он даже мог бы сколь угодно долго скрываться от внимания общественности, хотя это явилось бы полной противоположностью того, к чему должен стремиться успешный политик. И это обеспечивала одна-единственная служба.
Секретная служба. Лучшие из лучших. Что эта элитная группа уже многие годы доказывала снова и снова, как это было и при подготовке последнего маленького приключения президента.
Около полудня Кристина Салливан вышла из салона красоты в центре Вашингтона. Пройдя пешком квартал, она зашла в подъезд жилого здания и через тридцать секунд вышла обратно, облаченная в длинный плащ с капюшоном, который достала из сумки. Большие черные очки скрыли ее глаза. Салливан прошла пешком еще несколько кварталов, рассеянно глядя в витрины, после чего проехала несколько остановок по красной ветке метро. Выйдя из метро, прошла еще два квартала и скрылась в переулке между двумя зданиями, подготовленными к сносу. Через две минуты из переулка выехала машина с тонированными стеклами. Управлял ею Коллин. Кристи Салливан сидела сзади. Она оставалась в надежном месте вместе с Биллом Бёртоном до тех пор, пока вечером к ней не присоединился освободившийся от дел президент.
Поместье Салливанов было выбрано для намеченной интерлюдии, потому что, по иронии судьбы, никому и в голову не пришло бы искать Кристи в ее загородном особняке. И Рассел знала, что там абсолютно никого нет, а охранная система никак не помешает планам.
Сев в кресло, Глория Рассел закрыла глаза. Да, вместе с ней в доме два самых толковых сотрудника Секретной службы. И впервые это обстоятельство вызывало тревогу главы президентской администрации. Четверо агентов, сопровождавших сегодня ночью ее и президента, были отобраны из примерно ста человек, составляющих президентскую охрану, лично президентом специально для подобного рода приключений. Это были люди опытные, бесконечно преданные. Они заботились о президенте и держали язык за зубами, чего бы от них ни просили. До сегодняшнего дня увлечение президента Ричмонда замужними женщинами не порождало никаких из ряда вон выходящих проблем. Однако события этой ночи, несомненно, поставили все под угрозу. Покачав головой, Рассел усилием воли сосредоточилась на составлении плана действий.
* * *
Лютер изучал это лицо. Умное, привлекательное, но также очень жесткое. Можно было буквально видеть ход мыслей по тому, как попеременно морщился и расслаблялся ее лоб. Время шло, а Глория Рассел сидела не шелохнувшись. Наконец она открыла глаза и обвела взглядом спальню, не упуская никаких подробностей.
Уитни непроизвольно отпрянул назад, когда этот взгляд скользнул по нему, подобно лучу прожектора по тюремному двору. Наконец глаза Рассел дошли до кровати и остановились. Она долго смотрела на спящего мужчину, и у нее на лице появилось выражение, которое Лютер не смог определить. Это было нечто среднее между улыбкой и гримасой.
Встав, Рассел подошла к кровати и посмотрела на мужчину. Человек для народа – по крайней мере, так думают люди. Человек на века. В настоящий момент Алан Ричмонд совсем не казался великим. Его тело наполовину лежало на кровати, раздвинутые ноги свисали, едва не доставая до пола: мягко сказать, весьма неловкая поза для совершенно голого человека. Рассел скользнула взглядом по телу президента, задерживаясь в определенных местах, что невероятно поразило Лютера, учитывая то, что лежало на полу. До того как Глория Рассел вошла в комнату и схлестнулась с Бёртоном, Лютер ждал, что вот-вот послышатся сирены, а он будет сидеть и смотреть, как повсюду копошатся полицейские и следователи, судебно-медицинские эксперты и даже политтехнологи; и перед домом выстроится длинная вереница машин. Однако у этой женщины, по-видимому, были другие планы.
