– Да, долгие годы.
– И он водил знакомство с Элеонорой Георгиевной Шаховской?
– Именно он помог ей заменить «Славу» обычным якутским бриллиантом. – Катя вспомнила о том, что отец мечтал выкупить подлинный камень у наследников Элеоноры, чтобы подарить дочери на счастье. – Но дядя давно умер.
– Оставив после себя много неопубликованных исследовательских работ и дневников. Александр Глебович изучил все и сделал вывод, что диадема цела. После этого он начал копать глубже, но дело до конца не довел – скончался.
– И откуда же ты знаешь, что всю эту бурную деятельность по поиску диадемы мой отец затеял из-за Борисова? Может, меня хотел порадовать, и только?
– Александр Глебович оставил Косте записку. А к ней приложил карту, которую сам составил, чтобы легче было найти сокровище.
– Мудрено как-то, – с сомнением протянула Катя.
– Да что ты хочешь от поклонника Элеоноры Шаховской? Она заразила всех болезненной страстью к головоломкам, играм и шарадам. Лучше бы на старости лет кроссворды разгадывала! Ну, или составляла. Но обычные, для журналов.
– О записке и карте тебе сам Костя сказал?
– Да. Мы, если ты не заметила, очень хорошо ладим. Можно сказать, дружим.
– А ты ему о своих находках?
– Тоже. В конце концов, мы решили объединить усилия.
– Так это Костя тебя в Дворянское собрание отправил?
– Нет, я сам это придумал. А он как раз отговаривал меня от затеи. Поэтому пришлось действовать тайно. Хотя мне было бы удобнее переодеваться и собираться у него. А так – пришлось квартиру на два часа снять. Такую, в которых неверные мужья своих любовниц шпилят.
– А теперь главный вопрос: зачем ты поперся в Собрание?
– Чтобы с Евой Шаховской познакомиться и втереться к ней в доверие. Мы с Костей уверены, что одна из четырех частей карты хранится у нее.
– Да с чего вы это взяли?
– Есть туманные подсказки в инструкции к поиску.
– Где эта инструкция? – Катя сделала хватательное движение, выражая готовность взглянуть на документ немедленно.
– У Борисова.
– А все материалы?
– Тоже. Я их на флешку скинул и ему отдал. А те, что в компе, стер.
– Я звоню ему полдня. Не берет трубку. Может, тебе ответит?
– Тоже звонил. Не ответил.
– Уж не случилось ли чего? – заволновалась Катя.
Но потом, как-то так получилось, вспомнила о Сан Саныче и, погрузившись в милые сердцу грезы, вернулась в кухню, чтобы отдаться приготовлению вкуснейшего ризотто.
…А Костя Борисов тем временем мчался на своей машине в сторону города N-ска искать очередную часть карты. Одна у него уже была.
Часть третья
«А ларчик просто открывался»
Маняша
Они вернулись в Москву не вечером, а утром следующего дня.
По старому кладбищу недолго ходили. Могилу деда нашли. Цветы возложили, конфет насыпали. Постояли минут пять. Потом к машине вернулись.
Оба хотели есть. Но магазины были еще закрыты. Кафе в такой глухомани вовсе не было. Если только на трассе. Призадумались.
И увидели старого-престарого деда. Дед ковылял по дороге, волоча за собой деревянную тележку с двумя ведрами. В одном картошка, в другом банки с заготовками, кабачковой икрой, капустой, огурчиками.
– Отец, помочь? – обратился к нему Михаил.
– Сам, – мотнул головой старик.
– Да, ладно тебе. Мне ж не трудно. Куда тебя проводить?
– Пришел я. – И повернул к кладбищенским воротам. – Сторож я тут.
– Отец, а пожрать у тебя не найдется? Мы заплатим.
– Конфетки есть, печенье, вафли.
Мария замотала головой. Поняла, что кондитерские изделия собраны с могил.
– Нам бы картошки да огурчиков твоих.
– Пошли, наложу.
И они направились вслед за дедом, который от помощи твердо отказался.
– А тебя, девка, узнал я, – сказал он Маняше. – Ты Петьки Колобова внучка.
– Правнучка.
– Хоронила ты его. А с тех пор не навещала.
– Занята была очень.
– Занята… – проворчал дед. – Раз в год на могилку приехать разве трудно? Вот помрешь, а никто тебя не проведает. Узнаешь, что это такое…
– Да как же я узнаю, если помру?
– Все покойники чувствуют. Я-то знаю. На кладбище, почитай, сорок лет провел. – Они добрались до сторожки. Дед завозился, отпирая замки на крепкой деревянной двери. – А вот Петька молодец. Мать свою, Ефросинью, постоянно навещал.
– А где могила ее? Мы не нашли.
– Ефросинья в семейном склепе похоронена.
– У Колобовых был склеп?
– У Анненковых. Она ж из княжеского рода. Именье их неподалеку находилось. А хоронили всех тут, при церкви. Колобовой Ефросинья стала, когда замуж вышла за крестьянского сына.
– Чего ж она так?
– Времена такие были. Вся власть – народу. А Колобов был главным представителем в наших краях. И власти, и народа. К тому же красавцем. В Решетове самым завидным женихом считался. Расстреляли его в тридцать седьмом. И осталась Ефросинья с Петькой вдвоем.
– Когда умерла моя прапрабабка? И куда делся склеп?
– Умерла в шестьдесят втором. Прожила долго. Но болела сильно последние годы. Не ходила. Да и умом повредилась после инсульта. Федька за ней ухаживал. Из-за этого жена от него и ушла. Предлагала старуху в дом престарелых свезти, а он ни в какую… А склеп в девяностых пожгли. Бандюки там трупы прятали. А когда на них менты вышли, они и запалили. Что осталось, разобрали. На том месте сейчас контейнер железный, а в нем церковный склад.
Старик прошаркал к тумбочке, выдвинул нижний ящик и достал из него пакет с пакетами. Потянул один Мише со словами: «Накладывай картоху».
– А дом кому дед оставил, не знаете?
– Эх ты, внучка любимая…
– Правнучка я.
– Машка?
– Да.
Дед покряхтел и снова полез в тумбочку. На сей раз выдвинул верхний ящик. Достал из него конверт, протянул Маняше.
– Что это? – поинтересовалась она.
– Завещание. Тебе дед дом оставил. Но велел бумаги отдать тебе не сразу, а в годину. Думал, ты приедешь его проведать. Я двадцать девятого августа на могилку приходил и тебя ждал. А тебя не было столько лет…
Маняша надорвала конверт, заглянула внутрь.
– Оно? – спросил Михаил.
– Оно.
