– Слушай, ты ведь коренная москвичка? – спросил Михаил.
– Да. А ты?
– Тоже, но родители из-под Рязани. Я в детстве к бабке ездил, вот как и ты к своему деду. Нравилось мне в деревне. Воздух, природа, тишина. Ягоды, грибы, рыбалка.
– Ужасное транспортное сообщение, отсутствие приличных медучреждений, нехватка привычных для городского жителя товаров и услуг.
– То есть ты урбанистка?
– Да. Жить за городом, а тем более в деревне, я бы не стала.
– А я бы в Решетово переехал.
– И что ты там делать будешь? В сельском клубе драмкружок вести?
– Почему сразу кружок? – так искренне удивился Михаил, будто и не был актером. Спохватился и поспешно добавил: – Нет, я с актерством вообще хочу завязать. Не мое это.
– А что твое?
– Я не только гвозди забивать могу. Хвалиться не буду, а так в строительстве я хорошо разбираюсь. В стройбате служил. Многое умею: кирпич, блоки, сайдинг. Плотничать люблю. Если б у меня появились деньги, я бы купил у тебя дедов дом и потихоньку его восстанавливал бы. Продала бы мне его?
– Даже не знаю. Поговорим, когда у тебя появятся деньги.
– Надеюсь, в скором времени.
– Приглашают в Голливуд?
Он рассмеялся в ответ. И замолчал. Включил музыку, и они покатили дальше с песнями. На полпути встали. Что-то сломалось в старой таратайке. Михаил в машинах разбирался плохо. Хорошо, нашлись знающие люди – автомобилисты стараются помогать друг другу и останавливаются, когда видят включенные аварийные огни. Не все, но многие. Драндулет починили – правда, пришлось купить какую-то деталь, благо на трассе имелись магазины с запчастями, и снова покатили.
В итоге в Москву въехали в семь утра. На работу Маше нужно было к девяти. Но хотелось еще и домой заехать: сполоснуться, переодеться, маме показаться. А город стоит в «пробках». Решили поставить машину там, откуда забрали, и разъезжаться на метро.
Когда подкатили к дому на Мосфильмовской, Маша первой покинула салон. Потянулась, размяла ноги. И ахнула, увидев рядом с машиной двух мужчин, появившихся будто из ниоткуда. Маняша с первого взгляда поняла – полицейские. Вроде и дел с ними никогда не имела, но как-то так сразу сообразила.
– Альберт Каримович Салихов? – обратился к Михаилу незнакомец.
– Вы ошиблись, – ответил тот нервно.
– Да ну? Предъявите документы.
И достал свое удостоверение. Маша успела увидеть золотые буквы «МВД».
– При себе не имею…
– Неужели? А права и документы на автомобиль? – усмехнулся мужчина и ловко выдернул бумажник из рук Михаила.
Раскрыл его, достал права и прочел:
– Альберт Каримович Салихов. Пройдемте с нами.
– С чего бы?
– Вы задержаны по подозрению в убийстве Марка Эрнестовича Суханского.
– Я понятия не имею, кто это.
– Вам он известен под кличкой Бага.
– Бага мертв?
– И вы были последним, кто его видел.
– Не видел я его. Приезжал, звонил в квартиру, но мне не открыли…
Мужчина прекратил диалог, взял подозреваемого за предплечье и подтолкнул к машине. Наручники на него не надели, но держали крепко. Алби обернулся и выпалил:
– Машенька, я все объясню. Не думай плохо обо мне.
– Ты врун и убийца!
– Врун, но не убийца. Запомни мой телефон… – и начал выкрикивать цифры.
Маша заткнула уши. Но все равно слышала их. Запоминая против воли.
Ева
Спалось ей на удивление хорошо. Обычно, находясь в одной постели с мужчиной, Ева ощущала дискомфорт. Ей было тесно, жарко, шумно. Пусть храпели не все, но многие ворочались, а некоторые попукивали. Сан Саныч Еву вообще не беспокоил. Лежал, как Ленин в Мавзолее: тихо, смирно… На спине. Руки, правда, на груди не сложил, а раскинул, но не широко. Проснувшись, Ева положила голову ему на предплечье. Александр дернулся и открыл глаза.
– Пора вставать? – пробормотал он и попытался сесть, но Ева удержала, обняв за грудь и закинув на него ногу. Сан Саныч сразу обмяк.
– Доброе утро, – промурлыкала она. – Как спалось?
– Отлично. У тебя очень удобная кровать. Да и сама ты…
– Удобная?
– Ага.
Ева отстранилась и, насупившись, уставилась на Карпова:
– Это что значит?
– Спать не мешаешь. Женщины обычно лезут с обнимашками, а ты откатилась на другой край и захрапела.
– Я храплю? – ужаснулась Ева.
– Да. Мерно, уютно, как кошечка.
– Врешь. Мне никто такого не говорил!
– Значит, я у тебя первый, – хохотнул он и, отстранив Еву, встал.
Она снова восхитилась поджарым телом любовника. Но загар неровный, солдатский. И на плечах короткие черные волосы. Это Еве не понравилось. На ногах и груди – ладно, пусть будут. Под мышками и… мммм… в других местах у Сан Саныча все пристойно и гладко. Но плечи… От этих клочков нужно избавляться, решила Ева.
– Ты в душ? – поинтересовалась она.
– Ага.
– Я хочу с тобой.
– Квартира твоя. Делай, что пожелаешь.
– Отлично. Тогда я побрею твою спину.
– Еще чего не хватало! – сердито проворчал Сан Саныч. – Спина – моя. Так что руки прочь.
– Гладкие плечи не сделают тебя менее мужественным.
– Вот вы бабы странные существа, – покачал он головой. – Вчера тебя возбуждала моя… как ты сказала?
– Первобытность.
– Точно. А сегодня ты рвешься меня прилизать.
– Но ты бреешь свои «ко-ко».
– Так они меньше потеют. Все, разговор окончен. И в душ со мной ты не пойдешь.
Ева мысленно присвистнула. Ничего себе, заявки. Перед ней олигархи, политики и голливудские звезды, пусть и не первой величины, робели. А этот провинциальный оборванец не тушуется совсем. Другой бы от счастья затрепетал, если б его Ева Шаховская в койку затащила, а потом изо всех сил старался доказать, что она не ошиблась в выборе. Сан Саныч же, можно сказать, уступил ей. И занялся сексом без должного энтузиазма. То есть не было долгих прелюдий, изощренных ласк, причудливых поз. Александр, как бы это грубо ни звучало, просто завалил ее и отымел. А после, не сказав ни одного комплимента и не спросив, кончила ли она, улегся на спину и закрыл глаза.
Ева вскочила с кровати, стремительно прошагала к ванной и распахнула дверь.
– Вчерашний секс мне не понравился, – выдала она.
– Мне тоже, – ответил «оборванец».
