Мэй подумала, что таким же образом мама Еника месит тесто, перемешивая его и переворачивая с боку на бок. Плазма ворочала темный сгусток в собственном нутре и придавала ему нужную форму. Она буквально вылепливала дракончика: вот появилась мордочка, похожая на вырубленную в серой скале маску; выросли ушки, открылись глазки; распахнулись крылья, к которым по одному добавлялись маленькие нижние маховые перья; вытянулись крепкие лапки, и на них тут же появились коготки; длинный хвостик сделал первое резкое движение. Плазма крутанула дракончика, словно пытаясь удостовериться, что все у нее получилось хорошо, и темно-серый сгусток с белыми всполохами внутри вынес новое творение наверх.
Там, в Храме, люди наблюдали, как из источника выходит новорожденный дракон.
А Мэй и Тигаки только что, в самом низу Храма, у прозрачной стены, видели, как на самом деле появляется дракон из платы!
– Это невероятно! Как будто Живой металл и на самом деле живой и делает роботов! – проговорила Мэй и приблизилась к стене. Приложила к ней ладонь и вдруг почувствовала, как плазма двинулась к ней. Густая, тяжелая, она тягуче провернулась, и около ладони вспыхнуло множество белых искр.
Мэй вскрикнула и отпрянула.
Тигаки, которая стояла немного в стороне, медленно произнесла:
– Но он и так живой. Живой металл и есть Настоящая Мать, я так думаю. Живой металл дает жизнь нашей планете и нам всем.
– Но мы же не рождаемся из Живого металла, – резонно заметила Мэй.
– Но мы живем благодаря ему.
– Откуда ты знаешь?
– Ты же видела сны о Настоящей Матери? Правильно? Я тоже их видела. Не такие, как у тебя, но похожие. Живая Настоящая Мать дает жизнь не только людям, но и роботам.
– Ладно. Так может быть. Пошли, вот наш ангар.
Мэй без труда нашла широкую дверь справа, у которой не было ни петель, ни ручек, и вообще она казалась лишь темным огромным квадратом на синей стене. Первый ключ легко вошел в квадратный разъем, и показалась светящаяся квадратная кнопка. Мэй нажала на нее – и нате вам! Проход в ангар открылся!
Круглые шары-сферы, казалось, только и ждали того, чтобы кто-то сел в них и полетел.
Чудесно!
– Вперед, Тигаки. Сейчас заберемся в Храм и вырастим собственного дракончика.
Глава 10
Люк. Драконы, Белая башня, лысый пророк
1
Из двенадцати машин, атакующих Тхана, вернулись только шесть. Ровно половина, включая Енси.
Остальные шесть сгорели и рухнули вниз, в лес, растущий на острове. Хорошо еще, что накрапывал дождик, а деревья наполняла влага, и потому обошлось без пожара. Люк еще долго оглядывался, когда его драконий отряд уносил крылья после проигранной битвы. Ибо сражение с Тханом они проиграли.
Можно было бы, конечно, продолжать атаковать древнего дракона, можно было биться до последнего, но Люк не захотел рисковать Енси. Почему это он должен жертвовать ради бессмысленной битвы собственной машиной и собственной жизнью?
Пришлось улететь.
Драконы подчинялись Люку беспрекословно, и в этом была невероятная прелесть. Несколько машин, подчиняющихся любому, даже самому слабому движению руки – это придает сил. Чувствуешь себя уверенным и непобедимым. До той поры, пока не столкнешься нос к носу с Тханом…
План у Люка был простым и ясным. Убить или хотя бы обезвредить черного дракона, забрать семью и унести их всех в Белый город. Там его родные оказались бы в полной безопасности, и у них была бы еда и одежда. А также дома, одеяла, посуда и много чего еще нужного и необходимого для жизни. А главное – Мэй была бы рядом…
Мэй…
Вспомнились нежные глаза светловолосой, покрытое крохотными коричневыми точками лицо (Мэй называла эти точки веснушками), мягкие губы, гладкая кожа щек. Девушка, которую он любил, предстала перед ним как живая. Живая и недоступная. Так близко и так далеко.
Тоска по Мэй мучила Люка, и временами он ловил себя на мысли, что продумывает путь домой. Кинуть бестолкового Енси и остальных драконов и вернуться к своим. Пусть медленные и уверенные в себе пророки сами разбираются с драконами.
Он бы так и сделал, если бы… Если бы не те послания, которые оставил Потрепанный Птах.
Люк верил в то, что не бывает ничего случайного, верил в предопределение всех событий. И раз он попал в этот Белый город, где его давний и забытый предок оставил столько посланий, он должен разобраться в этом. Должен и обязан. И потому Люк все еще на драконьей площадке обходит и осматривает обгоревшие, помятые машины.
Шесть вернувшихся с ним драконов не сильно пострадали. У двурогого серо-зеленого порвано правое крыло, в нем не хватает нескольких нижних маховых перьев, и потому машина постоянно теряет высоту. До Храма Живого металла она не долетит, и есть только один способ вернуть ее в строй – принести Живой металл в большой емкости и напоить дракона.
Красно-бурый стройный дракончик с роговыми наростами на изгибах крыльев остался без одного большого розового глаза, да и половина морды оказалась вмятой внутрь. Почерневшая чешуя уже не выполняла своих функций, не улавливала заряд солнечной энергии, и красно-бурый все время косил и кривился. Этот тоже не долетит до Храма.
Но остальные четыре машины имели совсем незначительные повреждения. А Енси и вовсе был цел, потому что Люк не желал рисковать собственным драконом. И теперь Всадник осматривал каждую машину и прикидывал, что необходимо для починки. Как пояснил лысый пророк с коротким именем Чам, теперь все драконы на этой площадке подчиняются ему, Люку. И у него одна-единственная задача – убить Тхана.
Лысый Чам неоднократно повторял, как важно расправиться с древним черным Тханом, как много всего Люк получит после смерти этого дракона. Линию власти, возможность спокойно жить в Белом городе со своей семьей, безопасность, новейшие технологии – все окажется у его ног. Только надо убить дракона.
Если говорить честно, то Люк сначала обрадовался. Убивать он умел и, слушая медленный и тяжелый говор лысого Чама, думал о том, что это слишком простая задача в обмен на огромное количество различных благ. Просто огромное.
Первый же неудачный бой охладил пыл Люка.
Он устал и вымотался, и только одно его радовало – это бледное лицо его любимой Мэй, которое он успел разглядеть на вершине скалы, едва оказался в небе над островом. Люк летел довольно высоко, но эти светлые кудри, стянутые в хвост, эту гордую посадку головы, эту привычку кусать губу и хмурить брови он узнал бы и с гораздо большего расстояния. Узнал бы сердцем, почувствовал, уловил.
Вот она, его Мэй, живая и невредимая. И сестренка была рядом с ней. И Гайноша Люк тоже приметил, поэтому был спокоен. А если воин спокоен за свою семью – он может воевать.
