– Ну а как.
Всего девять дней назад ей сделали очередную операцию, и хотя здоровье было плачевное у обоих, ей с ее пересадками кожи приходилось все же особенно туго.
После еще трех мучительных шагов она буквально свалилась в кресло-каталку. Последние из нервов, что еще оставались в ней, исходили воплями слепящей, накаленной боли. Не выдержав, она перегнулась через ручку и выблевала на пол жидкую кашицу своего ужина.
– Молодец, – проворчал Дональдсон и кое-как начал толкать перед собой каталку.
– Что по времени? – спросила Люси, утираясь рукавом.
– На минуту отстаем, твоими стараниями.
– Да ладно тебе. А этот… вдруг нас не дождется?
– Пусть попробует, тварина. При бабле, что мы ему отстегиваем.
Проход по коридору давался с вязкой медлительностью, а после десятка шагов увяз вовсе. Дональдсон одышливо хрипел, роняя на безволосый череп Люси капли холодного пота со своего протезного подбородка.
– Ди, ты справишься?
– Пошла к черту.
«19:15» – светилось табло над сестринским пунктом.
– Здрасьте, – скрипнул Дональдсон молодой медсестре, которая сейчас подбивала итоги своей смены и даже не подняла на него глаз.
Дональдсон коридором докатил кресло до рекреации. Здесь, как обычно, после ужина было людно. Бывшие опасные, а ныне с пошатнувшимся здоровьем психопаты всех мастей кучковались у старого телевизора, по которому никогда не шло ничего забористей безвинных комедий. Кое-кто из этой публики оглянулся на кресло с Люси. Некто Бриггз – паралитик снизу, в свое время убивший сиделку за то, что та вместо заказанной кукурузы подала ему фасоль, – показал Люси свой красный змеистый язык. В другое время она бы одобрила, если б господь довершил свой замысел и парализовал гада полностью, но сейчас ее занимали более актуальные задачи.
Коляска проехала мимо стола с нарисованной на клеенке шахматной доской. Фигур на ней так и не было: их забрал персонал после того, как здесь с месяц назад учинили побоище, начавшееся со спора о неправильно сделанном ходе. И что им всем, этим чокнутым маньякам, неймется даже за шашками?
Они подъехали к двери на конце рекреации; при этом Люси краем глаза чутко наблюдала за глыбистым медбратом Гэри. С головой спрятанный за раскрытым US Weekly, внимания на проезжающих он не обратил.
На приближении к выходу Дональдсон выдохся окончательно и рвано, с сиплым надрывом дышал. Лысину Люси словно кропил холодный солоноватый дождик. Было очень противно, но она помалкивала. Сказать по правде, в эту минуту она его жалела. Надо же: она и не подозревала, что оказывается, способна на жалость. Подавшись вперед, Люси вожделенно следила, как он тянется к дверной ручке служебного входа.
– Ну как там, Ди?
– Все чисто.
Тогда Люси, как договаривались, громко сказала:
– Мне отлить надо!
– Ты серьезно? Да ты ж там возиться час будешь!
– Мне теперь что, снаружи обоссаться? А ну вези! Будешь ждать, пока не управлюсь.
– Дело твое, – хмыкнул Дональдсон и завез ее коляску в туалет, а сам вошел следом.
Их ангел – служитель больницы, смурной кубинец Генри – дежурил возле прачечной тележки. Метким движением он вогнал в косяк заточенную отвертку, чтобы дверь невзначай никто не открыл.
– Чего так долго? – нервно спросил он.
Люси обдала его улыбкой. Раньше улыбка была задорной и зовущей, а теперь мертвячьей, как у выходки с того света.
– Разве? А по-нашему, так со всех ног спешили.
– Короче: расценки поднялись.
– Да ты что! – выпучил глаза Дональдсон. – Мы тебе и так все отдали.
– Я не о деньгах.
Люси с Дональдсоном переглянулись.
– Я знаю: вы, ребята, заныкали пилюльки, – сказал Генри. – Так что я забираю ваш викодин.
Люси пробила искра паники.
– Генри, да ты что…
– Ничего. Молчи, сучьё облезлое. Мне на вас положить, понятно? Скольких бедолаг вы спровадили на тот свет, замучили до смерти? Дерьмо собачье вы оба. Я только потому и взялся вам пособить, что забочусь о своей матери.
Люси знала, что этот кубинец конченый подонок. В больнице поговаривали, что он игроман и должен немалые деньги чикагскому дону – как там его? – Доволанни. Через это к нему и получилось подлезть.
– Отдай ему викодин, – скрипнул Дональдсон. – Не будем рядиться.
Сунув тряскую руку под халат, Люси уцепила один из пакетиков туалетной бумаги, на ощупь определяя, что за таблетки там внутри. Кругленькие… значит, ативан. Нащупала следующий, где длинненькие, и выпростала наружу. Викодин.
Генри разорвал бумажку и ссыпал таблетки себе в ладонь.
– Ох ни хера вы насобирали. Богатенькие.
– Ты сказал, что припасешь для нас одежду, – напомнил Дональдсон.
– Всё здесь. В корзине, под простынями.
Викодин исчез в кармане хебэшных штанов Генри. Из другого кармана он вынул резиновые перчатки, натянул их и, скинув с корзины крышку, начал проворно сбрасывать на пол постельное белье.
Люси унюхала вонь мочи.
– Оно что, загаженное?
– Лично ссал, – ответил Генри. – Если остановят, то в ссанье рыться никто не захочет.
Еще никогда в жизни Люси не хотелось убить человека так, как сейчас, а это, поверьте, кое-что. Также впервые она радовалась тому, что из-за спаленной носовой полости не может обонять запаха – точнее, может, но не так сильно. А вот Дональдсон наоборот: у него нос был единственным местом, которое осталось невредимым. Ему же хуже.
Больничный служитель скинул последнюю простынь и достал со дна корзины сальный комбез на лямках и мусорного вида платье в цветочек – наряд для Люси.
– Поторопитесь, – буркнул он.
Люси не без труда встала и взяла протянутое ей платье. Подковыляв к умывальнику, она на секунду замешкалась: как же ей обнажаться перед двумя мужчинами. Просовывая голову в шейный проем, она покосилась на Генри, рассчитывая подловить на себе его похотливый взгляд.
Но Генри не просто не смотрел, а отвернулся полностью, встав спиной. И сделал он это не из учтивости. А из глубокого, до рвоты, отвращения к ее телу. О как ей сейчас хотелось его убить. Изуверски. Но по крайней мере, так он не мог видеть остальных пакетиков с таблетками, которые она выложила на раковину.
Платье поглотило ее измельчавшую, шелудивую оболочку. Пакетики она упрятала в карман спереди платья и проковыляла к своему напарнику.
– Тебе помочь, Ди?
– Немножко.
Своими тремя уцелевшими пальцами она управлялась лучше, чем Дональдсон своими четырьмя. Когда он влезал в штанины комбеза, она пыталась не глядеть на мелкую пластиковую трубочку меж его ног, но не сдержалась. Еще один всплеск сострадания. «Черт, да что это со мной такое?»
