– Прощай, солнце, – почти пропела Нереида. Серьезность Леверна ее смешила – скорбная мина совершенно не шла светловолосому рыцарю.
– Будь осторожна, – ответил он. – И спасибо.
Командир и Нереида ушли обратно в туннель; Адалин поймала себя на мысли, что Винсент оставляет ее в первый раз за все путешествие.
«Он обязательно вернется», – успокаивала себя принцесса, но тревога не отступала.
* * *
Евандер не знал, в какую сторону смотреть. Сотни, тысячи человек пытались привлечь внимание принцессы, разве что не подпрыгивая для того, чтобы их заметили, – балаган, который он начинал ненавидеть. Как только процессия вошла в город, вокруг началось представление, по ошибке именуемое праздником. Музыка искажалась от бесконечной волны приветствий и восторга, которые мужчина воспринимал как тошнотворное эхо, сбивающее с мысли.
Евандер ехал подле Агаты в полном обмундировании личного рыцаря принцессы, выданном Феликсом несколькими часами ранее. Агату, как велел обычай, пересадили на лошадь – фальшивую королевскую дочь превратили в настоящее развлечение для народа.
Измученная девушка была в алом платье из шелка, поверх которого был накинут халат на оттенок темнее, тянущийся за ней словно хвост, и винного цвета плащ с жесткими, загибающимися вверх плечами. Многочисленные тонкие серебряные цепи свисали с пояса до края платья. Рукава его были традиционно удлинены, только скрывать им было нечего – серебряные когти, самые важные украшения для ритуала, отсутствовали. Агата сжимала поводья лошади, и ее аккуратно подстриженные ногти до боли впивались в ладони. Тяжелые волосы были собраны в высокую прическу, которую украшала массивная корона с тонкими серебряными спицами у основания, закрепленными в волосах. От спиц до самых плеч тянулись цепочки с колокольчиками, и тихий ветер играл с ними, превращая головной убор в музыкальный инструмент. Мало кто слышал издаваемый колокольчиками жалобный плач, но Евандеру удавалось выделить их мелодию из какофонии звуков. Охранник заметил, что лжепринцесса, скрытая под кружевной вуалью, достающей до спины вороного коня, зажмурила глаза. Агата могла хоть плакать, хоть проклинать весь род человеческий, но для пришедших взглянуть на нее возбужденных зрителей она оставалась бездушным символом ритуала, пустым сосудом без мыслей о собственной судьбе. Даже в красной вуали, накинутой на голову, Евандер видел тщательный расчет – едва ли кто-то испытает муки совести, не разглядев лица живого мертвеца.
– Евандер, – негромко позвала принцесса, почувствовав, что он не сводит с нее взгляда. – Долго еще до городского храма?
Ответ стража потонул в очередном крике приветствия, которое скандировала большая толпа.
– Всех благ, Ваше Высочество! Всех благ! – выкрикивал народ.
Евандер никогда так много не думал о ритуале, как в эту ночь. Еще пару дней назад он жалел, что Адалин не увидит своих радостных подданных, а вечность назад он слушал размышления пьяного Винсента, но они не затронули его душу. Жертвоприношение было неотъемлемой частью жизни королевства, и страж, как и все, привык верить в его необходимость. Но после признания Агаты Евандер словно оказался подвешенным в метре над землей: его устои и вера постепенно умирали, ярким всполохом ему открылась человеческая жестокость – все заставляло посмотреть на жертвоприношение под другим углом. Бессердечные выкрики толпы будили ярость, и молодой воин едва держал себя в руках. «Каких благ они желают принцессе, пусть и фальшивой? Хорошей погоды в последний десяток дней жизни? Здорового сна? Чтобы кровь быстрее наполнила ритуальную чашу, лишая ее тело сознания, а после и жизни?»
– Мы скоро прибудем, Ваше Высочество, – снова пробормотал Евандер.
В конце длинной улицы черной тенью виднелся храм, но земля около него будто горела – множество людей с факелами ждали принцессу.
– Хорошо, – едва заметно кивнула Агата, вновь зажмуриваясь. Ей не хватало сил на разговор, даже единственное слово получилось вялым, словно прошлогодняя трава, чудом пережившая зиму. Она не чувствовала ни покоя, ни удовлетворения – толпа, яростная в своей радости, больше не вдохновляла Агату. Ее, исполняющую чужую роль, сейчас волновало больше прошлое, точнее, отдельные часы и дни, которые теперь словно выпали из ее памяти.
Процессия начала замедляться.
Евандер еще раз окинул взглядом толпу, надеясь увидеть Винсента, – он должен был с ним встретиться и рассказать последние новости. Молодой человек чувствовал, что счастливый случай ускользает; нужно срочно вцепиться удаче в хвост – такая необходимая встреча в Мурусвальде просто обязана состояться. «Даже если Винсент прямо сейчас окажется в толпе – как мне выбраться к нему? Феликс совсем рядом, во главе процессии, и он еще не настолько стар, чтобы проморгать мое исчезновение прямо у него из-под носа».
Мужчина в секундном порыве поднял глаза к звездам, мысленно умоляя Винсента найти его в храме, единственном месте, где процессия остановится. В темном небе едва различимым силуэтом пронеслась большая птица, и Евандер слегка улыбнулся. Птица удачи, хвост которой ему так необходим, явилась к нему в ином виде – с острыми когтями и орлиным взглядом.
«Алерайо. Винсент рядом».
* * *
Ада не могла поверить, что делает это. С каждым шагом по лестнице резкие порывы ветра норовили оторвать ее руки от холодных камней, за которые она с таким трудом цеплялась. Чуть выше нее, опасливо переставляя ноги, шла Клер; хорошо, что принцесса могла видеть только спину служанки, а не ее напуганное лицо. Возглавлял змейку из четырех человек Альвах, а замыкал Леверн, готовый поймать любого из спутников.
Снизу казалось, что лестница одна, но как только они поднялись на небольшую площадку, перед ними предстал еще один путь. На уступе вырубы в камне были как новыми, так и старыми, и Альваху предстояло выбрать самые надежные.
Они поднимались все выше, и Адалин непроизвольно замедляла шаг, с трудом удерживаясь от того, чтобы оглянуться на город. Ее неудержимо тянуло обратно, вниз, на землю, и принцесса пыталась подобрать слова, которые объяснили бы это желание.
Альвах вышел на очередную ровную площадку, не более трех метров в ширину, и остановился, дожидаясь друзей. Его внимательный взгляд был обращен вдаль, на панораму ночного города, горящего, словно печь, тысячами факелов. Оранжевое свечение тонкой полосой отделяло мрак ночного неба от городских стен, красных в свете огня. Пустое небо, заполненное едва заметными осколками звезд, и город, наполненный жизнью. Ему хотелось воспарить в небо. Альвах вдохнул, слегка запрокинув голову, – морозный воздух наполнил легкие. Все путешествие крепкая уверенность и спокойствие в его душе молча подвергались осуждению со стороны Винсента и Леверна и были совершенно непонятны принимающей все близко к сердцу сестре. Ада единственная принимала его поведение как само собой разумеющееся. Ему вспомнились слова Леверна, сказанные после выступления принцессы в трактире: «Она довольно проницательна, верно?» Леверн тогда хмыкнул, увидев настороженность Аля. Рыцарь чувствовал, что названному брату не нравится его вовлеченность; хоть он и одобрил выступление Адалин, Леверн знал, что это было показное. Пока принцесса пела, очаровывая незнакомцев в трактире и попавшего на крючок Винсента, стрелок оценивал сложившуюся ситуацию и пришел к не самым радужным выводам. Ему не нравилось, что Леверн так открыто показывает принцессе радости жизни; но, с другой стороны, лишить Адалин такого яркого воспоминания, когда ей осталось жить меньше месяца, он не смог.
