Леверн злобно смотрел на сестру и уступать не собирался:
– Ни один человек, работающий на Маркуса, не дождется моего доверия.
Фелицию покоробили его слова. Лекарь, седой мужчина, отлично знающий свое дело, приехал из столицы ради нее и наверняка глубоко оскорбился от подобных слов. Но он, не подав вида, вошел в комнату к нерадивому пациенту:
– Я вашего деда, милорд Леверн, знаю уже не один десяток лет. И будь вы внимательнее, узнали бы мое лицо. Начальник королевской стражи доверяет мне свою жизнь – вы же предпочтете отказаться от помощи?
Леверн, прищурившись, долго рассматривал вошедшего человека, но наконец, вспомнил, что действительно раньше видел его в королевском замке. Смиренно выдохнув, он поинтересовался, подставляя оголенный торс для осмотра:
– Как же вы очутились так далеко от столицы?
Лекарь, приказав служанкам принести теплой воды, ответил:
– Миледи Фелиция уже долгое время больна, и я периодически надоедаю ей осмотрами.
– Чем нынче долго болеют барышни? Меланхолией? – ехидно поинтересовался рыцарь и тут же охнул, когда лекарь прижал к ране смоченную спиртом тряпку.
Ответа он так и не услышал.
Фелиции были обидны слова младшего брата. Она давно ничего не ждала от него – человек, который оборвал все связи с семьей, не был достоин ни ее обиды, ни даже жалости. Но противное ноющее чувство не спешило уходить. Увидев Леверна впервые за долгое время, она захотела узнать, каким же человеком стал ее младший брат.
Альвах видел, насколько задела неосторожная острота Леверна красивую женщину, которая, вопреки скупым историям друга, не походила на выдру в юбке. Внешних признаков ее болезни не было, едва ли семейную бледность кожи можно было назвать симптомом хвори. Неожиданно их взгляды встретились – Фелиция с интересом рассматривала гостя.
«Знает ли она, что из-за меня Леверн покинул свой отчий дом? Что именно я в корне изменил жизнь ее брата? Может, если она узнает о том, что пережил Леверн, она захочет вернуть блудного родственника, с которым едва поддерживала связь все эти годы? И уподобится ли она тогда старшему брату, увидит ли во мне соперника, который встал на ее пути?..» – размышлял Альвах.
– Вы тоже ранены, – подметила Фелиция, обращаясь к нему. Ее намерение он понял, только когда она протянула руки, намереваясь помочь ему избавиться от грязной одежды.
Увиденное неприятно поразило Фелицию. Она еще раз задумалась над тем, что пришлось пережить Леверну и его спутникам – каждый из мужчин был ранен не единожды. Подозвав служанок в чистых передниках помочь промыть раны, госпожа запоздало вспомнила, что даже не знает имени человека, который вызывал в ней странный интерес.
– Как вас зовут?
Альвах обернулся, и меж его светлых бровей залегла складка. Он открыл было рот и тут же отвернулся, прожигая взглядом спину Леверна. Фелиция нахмурилась, озадаченная невоспитанностью гостя.
– Его зовут Альвах, он когда-то давно работал у нас в поместье. – Не успела Фелиция обрадоваться, что Леверн упомянул причастность к этому дому, как ее брат продолжил: – Он не может тебе ответить – Маркус вырвал ему язык, не в силах выдержать его слов. Правда глаза колола.
Жестокие слова, без какого-либо смягчения вываленные на Фелицию, любящую своего старшего брата, застали ее врасплох. Она взглянула на Альваха, но тот избегал смотреть на нее. Слова и вопросы застряли у нее невысказанными.
– Лекарь Фабий, прошу вас, позаботьтесь о раненых. Я подожду в коридоре.
Выбежав из комнаты, Фелиция плотно закрыла за собой дверь и прижалась к ней лбом, пытаясь отдышаться. Что-то происходило. Более того, что-то уже произошло и стало причиной раскола и без того не особенно сплоченной семьи.
Фелиция старалась вспомнить все, что знала об уходе младшего брата из дома, и понимала, как много было недомолвок. Пусть Леверн всю юность подолгу пропадал у друзей, которых он никогда не приводил домой, никто не волновался на этот счет. Вообще, свободы младшему сыну давали предостаточно, загружая ответственностью только Маркуса, и Леверн рос во многом оболтусом, идущим туда, куда ветер дует. Фелиция не уделяла времени брату, ведь в тот год, когда юноше стукнуло семнадцать, она вовсю занималась подготовкой к собственной свадьбе. Леверн же существовал где-то на задворках ее внимания, был неясной тенью, которая порой маячила на горизонте, а после скрывалась, чтобы обязательно объявиться вновь.
Фелиция помнила, что Маркус постоянно злился на брата. Они общались на повышенных тонах, но о предмете разногласий ей не говорили – девчонка, по их обоюдному мнению, ничего не могла понять. Возможно, она ошиблась именно здесь, и, разберись сразу в происходящем тогда еще молодая Фелиция, ей бы удалось уберечь семью от раскола.
За месяц до ее свадьбы Леверн исчез. Пропал, но никто не бросился его искать. Обычным вечером, который стал после самым черным на памяти ее родителей, Маркус объявил, что Леверн отказался от семьи, от фамилии, от всего, что роднило его с Флоресами, и теперь будет жить под крылом у деда – отца их матери, – с которым ее дорогой муж всю жизнь провел на ножах. Позже Фелиция выяснила, что Леверн даже взял фамилию матери, лишь бы только вычеркнуть из своей жизни Флоресов.
В последующем допросе Маркуса Фелиция не участвовала – она не могла оторвать взгляда от завидующей Пии. А после, когда младших сестер прогнали спать, успокаивала мать, поливающую слезами ее платье. Миледи Ровена носила свое имя не менее гордо, нежели фамилию, и сменила слезы о сыне на равнодушие довольно быстро – уже на следующее утро она заявила, что Леверн сам волен распоряжаться своей судьбою.
А спустя некоторое время они узнали, что самый старший представитель Флоресов, приходившийся Леверну дедом со стороны отца, оставил непокорному внуку приличное состояние, восхищенный его выбором. В копилку семейных дрязг прибавилось презрение – Леверн отныне слыл не только непокорным сыном, но и нечестивым хитрецом, обманом урвавшим часть семейного наследства. На этом скудные воспоминания Фелиции заканчивались, и она с беспокойством поняла, что истинную причину ухода брата так и не разузнала. Насколько же велико было влияние членов их семьи, что все единодушно поверили в выводы, навязанные Маркусом, – Леверн недостоин их фамилии.
Но теперь, похоже, правда сама собиралась выбраться на свет.
* * *
Маркус, мягко ступая по ворсистому ковру, вышел из комнаты принцессы. Она больше не была ему интересна – когти, необходимые для ритуала, уже были на пути к храму, в чем он убедился лично, а в смерти королевской дочери он не видел никакой выгоды. Наоборот, принцесса может стать в его руках оружием и в грядущем только поможет укрепить его положение. А Габор пусть делает то, что ему заблагорассудится – его запутанные планы ничуть не волновали Маркуса. Все козыри были в его руках. Воодушевление, несвойственное Маркусу, захватило его сердце. Шесть лет назад он не видел выхода из западни, что подкинула ему судьба, а сейчас был в паре шагов от того, чтобы выиграть все, что она ему задолжала.
