Минут через пять она сказала:
– Они нас потеряли.
Она не сбавляла скорость в знойной пустыне.
– Сколько денег добыл?
Он пересчитал.
– Семьсот.
– Семечки.
Он заметил, как напряглись упругие мышцы на ее лодыжке, выжимая из машины все больше миль. Медленно взглядом голубых глаз он коснулся изгиба ее ноги, поднялся по ее коричневой шерстяной юбке до маленьких грудей и открытому вырезу в белой блузке, в котором было видно, как по горлу связки перекатываются жестко, но красиво.
– Останови машину, – сказал он тихо.
Она не удостоила его ответом.
– Да кто ты вообще такая, – запальчиво потребовал он ответа, – чтобы перебегать мне дорогу?! Это моя работа!
– Теперь уже – наша. – Она метнула в него стальной взгляд. – Ну, какой из тебя убийца. Я же знаю. У тебя на лице написано. Для убийства у тебя глаза слишком вытаращены.
– Останови машину.
Остановившись, она смотрела строго перед собой.
– Я вхожу в дело, – сказала она, обращаясь к дороге. – Я ушла из дела ненадолго, но теперь я снова в деле.
Он отвернул ее от руля к себе.
– Да уж, ты в деле.
Он поцеловал ее, причинив боль им обоим. Мир испарился. Если бы завыла сирена или грохнул выстрел, они бы не услышали. Остались только ее упрямый рот, которым она цинично перемалывала его губы.
Она отпрянула, гневно сверкнув глазами и на мгновение изумленная.
– Никогда так больше не делай, – оповестила она его ровным голосом. Она снова заставила колеса взреветь. – Это мне решать. Понял, ты? Отныне заруби себе на носу!
Настал его черед изумляться.
– Ладно, ладно, – сказал он.
Ветер пустыни врывался в окна, опаляя их зноем.
Она остановила машину на небольшой грунтовой дороге, освещенной звездами, луной и огнями ранчо, маячившими у подножия холмов.
Она выскользнула из машины, шелестя подошвами по сухим прядям сорной травы.
Он сказал:
– Почему ты сегодня забралась в мою машину?
Ответ она держала наготове:
– Ты ехал прямо в морг, а я отправила тебя в объезд. Тебе нужно учиться. Ходить, говорить, держать пистолет. Ты сегодня смахивал на мальчишку в очереди за грошовым билетиком в кино.
– Да…
– Я еще не закончила. Помнишь Рики Вольфа?
– Еще бы!
– Я была с ним, – сказала она. – Пять лет.
Имя Рики Вольфа громыхнуло, как удар молота. Рики Вольф – легенда, матерый бандит. Никому не удалось доказать его вину. Он не знал меры ни в джине, ни в крови.
Она стояла и рассказывала о нем.
– Шесть недель назад его убили. В Айове. Тело бросили в реку. Единственное, что указывало на то, что это был он, – его бумажник. У них не было отпечатков его пальцев. – Она тяжело задышала. – Вот я и поехала снова на запад, в Калифорнию. Затаилась, поработав официанткой…
– Потом объявился я.
– Да. Как только я тебя заприметила, я поняла, что тебе нужен наставник, а не то окочуришься раньше времени. Рики был не такой. Когда он мне повстречался, он уже был натасканный. А мне всегда хотелось объезжать новичков.
Она повернулась к нему:
– Твоя жизнь чего-то стоит, пока с тобой рядом достойная женщина. Если она взбалмошная, распущенная, капризная, глазом не успеешь моргнуть, как окажешься в морге. Она не даст тебе трезво мыслить. – Она продемонстрировала ему свои крепкие белые пальцы. – Для кошки мои ногти коротко стрижены. Я не исцарапаю тебе спину. Так что… тебе решать. Умереть сегодня или через четыре года?
– Вот, значит, как у вас заведено?
– Именно так.
У него вдруг случился срыв. Сам не зная почему, он трепетно заключил ее в свои объятия.
– Я рад, что ты пришла. Мне бы не хотелось провести эту ночь в одиночку.
Она поцеловала его, почти неуклюже, и ему показалось, что ощутил ее дрожь глубоко внутри.
Затем она отвесила ему пару сильных оплеух.
– Поцелуй – за одно! Пощечина – за другое! Ты мужчина, а не малое дитя! Запомни: если хочешь остаться со мной, повзрослей!
Он перестал трястись.
В его ноздрях явственно возник теплый чистый запах ее тела, не испорченный дешевенькими духами.
Он дождался, пока она сделает первый шаг.
– Я уже не дитя… – сказал он.
Их ступни зашуршали по сухому песку.
Глава 2
Босс Лос-Анджелеса
Его разыскивали. Впервые в его жизни за ним по-настоящему охотились. Те же люди, которые вытолкнули его в трущобы, уморили голодом его родителей, обрекли его на угольные шахты, отказывали ему в грошах на кофе, теперь пришли в ужас от его существования, забеспокоились о его благополучии и о том, что он собирался предпринимать каждый день.
Гневными, резкими движениями Брогман разорвал утреннюю газету вдоль, поперек и опять вдоль.
Джулия поставила дымящийся кофейник на стол в номере мотеля и повелела ему:
– Выпей. И перестань читать газеты. Они врут, как дышат.
Он оглядел свои большие загорелые руки и пистолет, поблескивающий на синей скатерти.
– Ради бога, Джулия. Я же не преступник. Я человек.
– Конечно. Мы оба человеки. Сам понимаешь, самосохранение.
Он научился ходить солидно, выпрямившись, втянув живот. Она научила его быстрее говорить, стремительно, самым безопасным способом выхватывать пистолет, ближе прижимать пистолет к телу, чтобы его заметили лишь несколько человек. Она могла бы книгу написать про банки. Она написала эту книгу на своем языке для него. Существовали приемы ударов по нервам острым, как нож, ребром ладони, чтобы вырубить человека, как пистолетом… она показывала ему, как это делается. На верхней губе у него появились светлые усы. На затылке отросли русые волосы, причем так, как приказала она.
По большей части они занимались актерством и репетировали.
Во сне ее чеканный голос опять и опять наставлял его:
– Нет, нет, Джонни! Не так, а вот так!
В тот день, когда Джулия купила новый автомобиль и отправилась в Викторвиль, Брогман, обливаясь потом в комнатушке два на четыре, копался в ее дорожном саквояже, вытаскивая носовые платки, помаду, пачку фотографий.
Высыпав снимки из конверта, он разложил их рядком под солнцем на покрывале. Ему понадобилась минута, чтобы осознать, что он видит.
Сначала показалось, что на фото изображен он.
Вот он стоит возле седана в темном костюме. Было нечто в черном сукне, облачающем его длинные, мускулистые конечности. Что-то такое в осанке наводило на размышления. А этот снимок. Он. Почти. В походных брюках, на непокорную шевелюру нахлобучена помятая шляпа. И последний снимок – Джулия обнимает мужчину, который и не похож на Джонни Брогмана и вместе с тем похож.
