* * *
Один патрульный прекратил огонь и побежал к Щелкунчику в Здание. Он влетел внутрь.
– Ты видел, как они драпали, Щелкунчик? Каков замысел, а? Как у нас дела?
– Отлично, Ирландец. Отлично!
– Так вот, значит, этот иссохший пират и есть негодяй Гюнтер? – Марнаган хлопнул Хатавая по спине. – Не могу не отдать тебе должное. Это наилучший план битвы, какие только бывали. И я горжусь, что мне довелось драться бок о бок с такими бойцами, как эти… – Он показал жестом на площадь.
Щелкунчик засмеялся вместе с ним.
– Ты должен гордиться. Пятьсот патрульных с шевелюрами, подобными реющим красным полотнищам, с несусветным ирландским говором, широченными плечами, веснушками, синими глазами и телосложением, таким же мифическим, как твои россказни!
Марнаган взревел:
– Я всегда говорил, что если бы возможно было сколотить армию, состоящую из одних Марнаганов, то мы всей вселенной задали бы трепку! Ты заснял все это, Щелкунчик?
– Заснял. – Хатавей радостно постучал по камере.
– Вот тебе и сенсационные новости, парень! Деньги потекут от Патруля, чтобы показывать фильм в качестве учебного пособия на занятиях, и от «Космических фильмов» за кинохронику! А какая сцена, какое актерское мастерство! Пятьсот подобий Стива Марнагана телепатически транслируются в головы пиратов, маршируют по площади, захватывают все и вся! Как тебе понравились мои сцены со смертельным исходом?
– Ты посредственный актеришка. Все равно, пятисот дубликатов как не бывало! – сказал Щелкунчик. Он выхватил кассету из камеры, растянул пленку в воздухе для проявки, вставил ее в просмотровое устройство. – Взгляни-ка…
Марнаган взглянул.
– Ааа! Ну, ты только глянь. Ты только глянь, – твердил он. – Вот площадь. Вот люди Гюнтера сражаются, вот они поворачиваются спиной и убегают. От кого же они убегают? От одного человека? От меня. Ирландца Марнагана! Я разгуливаю по газону, парализую их из ружья. Один против сотни, и эти трусы убегают от меня!
– Да, точно, Щелкунчик, это лучше, чем я думал. Я совсем забыл, что пленка не запечатлеет телепатическое излучение – остальных Марнаганов. Можно подумать, что я ужасно отважный малый. Разве нет? Ах, только посмотри на меня, Хатавей. Я наслаждаюсь каждой минутой этого кино.
* * *
Хатавей похлопал его по спине:
– Послушай, самовлюбленный отпрыск Эрина. Наша работа на этом не закончилась. Столько пиратов еще надо переловить! Патруль все еще марширует, и кто-то может заподозрить неладное, присмотревшись и увидев столько рыжих шевелюр.
– Ладно, Щелкунчик. Мы их сейчас всех зачистим. Мы в одной связке. Мы двое. Я беру обратно свои слова о твоих фотках, Щелкунчик. Если бы ты не догадался сфотографировать меня и вставить мои снимки в телепатическую машину, мы бы сейчас оба копыта отбросили. Ладно… я пошел…
Хатавей остановил его:
– Постой. Сначала я должен перезарядить камеру.
Ирландец ухмыльнулся:
– Поторапливайся. Вон идут три охранника. Они не вооружены. Пожалуй, я справлюсь с ними с помощью моих кулаков, ради разнообразия. Изящное искусство апперкота, знаете ли. Ты готов, Хатавей?
– Готов.
Марнаган поднял свои мясистые кулачищи.
Камера застрекотала. Хатавей ухмыльнулся сам себе.
Отменная получилась съемка в затемнение!
Защитный механизм
– О боже, вы хоть соображаете, как далеко нас занесло от Земли? Вы хотя бы задумывались об этом? От такого у кого угодно душа в пятки уйдет. Ой, держите меня! Да сделайте что-нибудь! Дайте мне успокоительного или возьмите за руку, сбегайте за мамочкой. Всего-то миллион миль по холодку. Гляньте-ка на мерцающие звезды. Посмотрите, как у меня руки трясутся. Потрогайте, сердце беснуется, как шутиха.
Ко мне подходит капитан с ошеломленным выражением на сморщенном лице. Берет за руку, глядя в глаза.
– Здорово, капитан! Я сбрендил, если вам интересно. Имею право на страх. Только полюбуйтесь на этот космос! Еще минуту назад я смотрел на круглую, укутанную облаками Землю, дремлющую на звездной перине, и мой ум зашел за разум и возопил черт, черт, черт! Как тебя угораздило вляпаться в такую историю! В ракете, за миллион миль от Луны, несущейся к Марсу в компании четырнадцати таких же несчастных! Я едва держусь на ногах, у меня содрогаются колени, руки, сердце. Держите меня, сэр!
Как выглядит истерика? Капитан снимает с вилки трубку аппарата внутренней связи и, хмурясь, говорит в нее скороговоркой. Надеюсь, он вызывает психиатра. Мне нужна помощь. О, проклятье, проклятье, проклятье!
Психиатр спускается по ступенькам в девственно-белом халате и направляется ко мне, как в грезах. Приветики, доктор! Вас-то мне и надо. Умоляю, сэр, разверните эту треклятую ракету и летите в Нью-Йорк. А не то я свихнусь от космоса и расстояний!
Речь психиатра и капитана слилась в бормотание, перемежающееся время от времени эмоциональными всплесками, кивками и жестами:
– Доктор, у юного Халлоуэя приступ страха. Можете ему помочь?
– Попытаюсь. У Халлоуэя и впрямь проблемы. Подумать только, ведь он и его мускулатура понадобятся нам после посадки.
– При таком малочисленном экипаже каждый человек на вес урана. Его просто до зарезу необходимо вылечить.
Психиатр качает головой:
– Придется напичкать его лекарствами, чтобы до конца экспедиции он вел себя тихо.
Капитан возмущается. Говорит, что это невозможно. У меня в голове забарабанила кровь. Доктор приближается ко мне, источая ароматы чистоты, белизны и проницательности.
– Да поймите же, капитан. Он явно помешан на возвращении домой. Его разговоры – почти что возврат в детство. Я не могу пренебречь его требованиями. Его фобия чересчур глубока, чтобы унять ее увещеваниями. Но, кажется, у меня есть идея. Халлоуэй?
– Да, сэр? Помогите мне, доктор. Я хочу домой. Мне хочется увидеть, как внутри стеклянного куба маслянистой лавиной взрывается попкорн. Я хочу кататься на роликовых коньках. Я хочу залезть в старый добрый фургончик со льдом и чиркать, чиркать, чиркать острым ломиком по льду. Я хочу ходить в долгие походы, обливаясь потом, любоваться на кирпичные домища и сияющие лица, драться со старой бандой, что угодно, только не это… бррр!
Психиатр потирает подбородок:
– Ладно, сынок. Можешь возвращаться на Землю. Сегодня же вечером.
Капитан опять взрывается:
– Как вы можете ему такое говорить! Нам предстоит посадка на Марс. Сегодня!
Психиатр терпеливо похлопывает капитана.
– Прошу вас, капитан. Итак, Халлоуэй, ты возвращаешься в Нью-Йорк. Как тебе это нравится?
