– Барц, оставь Халлоуэя в покое. Доктор тебе все объяснит. Расспроси его.
Барц удаляется, почесывая затылок.
Капитан похлопывает меня по плечу:
– Халлоуэй, ты наш силач. Вон какие мускулы нарастил, работая с ракетными двигателями. Так что сегодня в походе гляди в оба, будь начеку. И держи свое… гм… пневматическое ружье… наготове.
– Думаете, попадутся бобры, сэр?
Капитан сглотнул слюну и заморгал.
– Гм-м. О-о, бобры. Да, бобры. Конечно, бобры. Возможно, пумы. И в придачу индейцы, как я слышал. Всякое возможно. Будь настороже.
– Пумы с индейцами в Нью-Йорке? Это в наши-то времена? Ничего себе, сэр.
– Проехали. Просто будь начеку. Куришь?
– Я не курящий, сэр. В здоровом теле здоровый дух, вы же знаете старое правило.
– Старое правило. Ах да! Старое правило. Шучу. Мне не хочется курить. Как бы не так.
– Что вы сейчас сказали, сэр?
– Ничего, Халлоуэй, иди, иди вперед, не задерживайся.
Я помогаю остальным.
– Гес, мы садимся на желтый трамвай до пригородов?
– Мы пользуемся реактивными поясами, летим на низкой высоте над мертвыми морями.
– Ну-ка, повтори, Гес?
– Я сказал: мы едем на желтом трамвае до конечной остановки. Да.
Мы готовы. Все навьючили на себя поклажу и пускаются в путь. Мы идем группами по четыре. По Главной улице, мимо кондитерской фабрики, по мосту, сквозь туннель, мимо цирковой площадки и встретимся, как говорит капитан, в месте, которое он показал на какой-то странной, разрозненной карте.
– Поехали! Ух ты! Я забыл заплатить за проезд.
– Не страшно. Я заплатил.
– Спасибо, капитан. Вот это, я понимаю, поездка! Кипарисы и клены так и мелькают мимо. Фьююю! Я бы никому в этом не признался, сэр, только вам, но я так и не заметил трамвая. Мы вдруг взмыли в пустое пространство, безо всякой опоры, и я не увидел вагона. Но теперь вижу, сэр.
Капитан уставился на меня, словно я с луны свалился.
– А теперь, значит, видишь?
– Да, сэр. Я ухватился за подвесной ременный поручень.
– До чего же потешный у тебя вид, Халлоуэй, когда ты летишь по воздуху с вздернутой рукой!
– Почему, сэр?
– Ха, ха, ха!
– Почему все надо мной смеются, сэр?
– Не переживай, сынок. Просто от счастья, вот и все.
Динг. Динг. Динг. Динг. Угол Канал-стрит и Вашингтон авеню. Динг. Динг. Пшшш. Вот оно, настоящее путешествие. Только странно, что капитану и его парням не сидится на месте. Они все время пересаживаются. Трамвай длинный. Я в самом хвосте. Они впереди.
У большого бурого здания на следующем перекрестке стоит желто-красно-синяя тележка с попкорном. Вспоминаю вкус попкорна. Давненько я его не пробовал… Если попрошу разрешения у капитана сойти и купить кулечек, он откажет. Я тайком выберусь из вагона на следующей остановке. А вернусь на другом трамвае и нагоню остальных.
* * *
Как остановить этот вагон? Мои пальцы теребят бейсбольную форму. Что они там нащупали, мне даже не хочется знать. Трамвай останавливается! То-то же! Попкорн важнее!
Я сошел с трамвая, прогуливаюсь. Вот машина для воздушной кукурузы, за которой стоит человек и возится с серебристыми кнопочками.
– …мурр…локк…лок…кор…из…
– Тони! Тони, бамбино! Что ты тут делаешь!
– Щелк.
Такого не может быть, но это именно так. Тони, умерший десять лет назад, когда я был конопатым парнишкой, жив-здоров и опять торгует попкорном! О, Тони, как я же рад тебя видеть. Его нафабренные черные усы блестят. Его темные волосы напоминают горелую маслянистую стружку. Его сияющие от счастья румяные щеки! Он мерцает у меня перед глазами, как прохладный дождь. Тони! Дай мне пожать твою руку! Дай мне кулечек попкорну, синьор!
– Щелк… Щелк… Щелк… – брызги, – …Щелк… риииииииии…
– Капитан тебя не видел, Тони. Ты хорошо замаскировался. Один я тебя заметил. Минуточку, вот только достану свой пятачок.
– Риииииииии…
Фьююю. Голова закружилась. Духота. Голова кружится, как листик в бурю. Дай-ка я подержусь за твою тележку, Тони, быстренько. Меня знобит. Голову словно иголками искололи…
– Риииииииии…
У меня жар. Словно в голове запалили факел.
Еще жарче. Извини за критику, Тони, но твоя жаровня перегрелась. У тебя перепуганное, перекошенное лицо. Почему твои руки так быстро мелькают? Может, выключишь? Мне душно. Все плавится. Колени подкашиваются.
Жарче прежнего. Лучше бы он ее выключил. Я больше не вынесу. К тому же никак не найду свой пятицентовик. Прошу тебя, выруби эту штуку, Тони. Меня тошнит. Моя форма стала оранжевой. Я могу загореться!
Тони, тогда я сам ее выключу.
Ты меня стукнул!
Да хватит же меня колотить, перестань щелкать своими рукоятками! Говорю же тебе, жарко. Перестань, а не то…
Тони. Куда ты подевался? Исчез.
Откуда выскочило это лиловое пламя? А гулкий взрыв? Огонь, кажется, выстрелил из моей руки, из скаутского фонарика. Лиловый, всепожирающий огонь!
Чую едкую резкую вонь.
Как от пережаренного гамбургера.
Мне полегчало. Прохладно, как зимой. Но…
Словно жужжащая под ухом мушка, раздается далекий слабый голос:
– Халлоуэй, куда ты провалился, черт возьми?
Капитан! Это его возбужденный голос.
– Я вас не вижу, сэр!
– Халлоуэй, мы на дне мертвого моря, рядом с древним марсианским городом и… а, черт, не важно, если ты меня слышишь, нажми на свой бойскаутский значок и прокричи мне в ответ!
Жму изо всех сил на значок и ору:
– Эй, капитан!
– Халлоуэй! Слава тебе, господи! Ты не погиб! Где ты?
– Я вышел за попкорном, сэр. Я вас не вижу. А почему я вас слышу?
– Здесь эхо. Ладно, ничего. Если ты в порядке, садись на следующий трамвай.
– Очень кстати. Как раз из-за угла, где аптека, заворачивает большой красный трамвай.
– Что!!!
– Да, сэр, и в нем полным-полно народу. Я сажусь.
– Постой! Не садись! Проклятье! Какого такого народу? Черт побери!
– Это банда из Вестсайда как пить дать. Все головорезы как на подбор.
– Банда из Вестсайда… Черт. Это марсиане. Уноси оттуда ноги. Садись на другой трамвай… спускайся в подземку! Поднимайся на надземку!
Слишком поздно. Вагон остановился. Мне придется садиться. А то кондуктор смотрит волком.
