Его зубы стучали. Он обнимал Лизу, словно теплый буек в море тумана. Он выдавил из себя несколько слов:
– Вызвать фургон. Зацепить крюками. В клетках завелся новый зверь. Я думаю, мне удалось его укротить. Да…
Прожекторы повернули вниз, выжигая полоски в холодной воде. Прутья. Ржавые прутья. Белый зверь безвольно плавал за решеткой. За решеткой. За решеткой.
Стив безумно хохотнул и покрепче прижал к себе Лизу:
– Будь рядом!
Раздражительный народец
Чарльз Кроссли, президент компании «Американские корабли на реактивной тяге», развалился в своем любимом кресле в гостиной. Голос в телевизоре завывал. Европа. Кроссли передернулся. Секретные атомные заводы. Кроссли содрогнулся. Полудиктатуры. Кроссли покрылся потом. Политическое давление. Война. Кроссли скорчился.
Его жена с негодованием выключила телевизор.
– Бред! – Она уставилась на своего безвольно обмякшего супруга. – У Тройственного Союза нет никакого оружия! И у нас нет! И у России с Британией нет. И вообще ни у кого нет! С оружием давно покончено. Оно запрещено. Когда? В тысяча девятьсот шестидесятом?
Кроссли со вздохом провел рукой по редеющим волосам.
– Они производят атомные бомбы в глубокой тайне, – сказал он, обронив на ковер сигарный пепел.
– Прекрати! – вскричала жена. – Ах, мой милый ковер!
– Ковер. Ох уж мне этот треклятый ковер, – проговорил он и, прикрыв глаза, надолго погрузился в невнятное бормотание. Затем он открыл один глаз. Посмотрел на жену. Посмотрел на ковер, на сигару в руке и на опавший пепел.
– Ковер? – Он снова закрыл глаза. Пять минут спустя он вскочил, наделав много шума. – Ковер! Эврика! Придумал! – Он стиснул в объятиях и расцеловал жену. – Ты гениальна! Я люблю тебя! Именно! Именно!
В буйном порыве он ринулся по направлению к Европе!
Так началась война 1989 года между Тройственным Союзом и Америкой.
Небольшой реактивный корабль пересекал Атлантику, движимый вспышками пламени. В нем летел Чарльз Кроссли – человек, озаренный догадкой. За ним, оставляя позади пустоту, следовали еще три тысячи кораблей. Они принадлежали ему. Ими владела его компания. Эти люди работали на него. Эта была его частная война.
– Ха! – явственно хохотнул мистер Кроссли.
Неожиданно заговорило радио:
– Кроссли?
– У аппарата, – ответил Кроссли.
– Говорит Президент, Кроссли. – Голос звучал резко, и атмосфера в кабине корабля весьма накалилась. – Поворачивайте обратно, во имя здравого смысла. Что вы затеяли? А не то я конфискую вашу компанию!
– Дело не терпит отлагательств, господин Президент. Мы бились над этим многие месяцы. Тройственный Союз ни за что не признается в том, что прилаживает к Европе фашистский скелет. Мы не можем доказать, что они этим занимаются, но слухи циркулируют, знаете ли. Мы должны играть в открытую. Ждать больше нельзя. Извините, я должен действовать в одиночку. Операторы бомбометания?
Три тысячи голосов: «Готовы!»
– Кроссли!!! – закричал Президент.
– Под нами Вена! – Кроссли взмахнул рукой. – Приступить к бомбометанию!
Три тысячи голосов:
– Бомбы сброшены!
Президент:
– Кроссли!!!
– Бум! – откликнулся Кроссли.
Из прозрачного прохладного летнего воздуха посыпались розовые конфетти. Тонны и тонны завихренных конфетти! Целые бомбовые отсеки, набитые конфетти. Три тысячи бомбовых нагрузок, состоящих из очень розовых, тончайших конфетти!
– Подумать только, – задумчиво проговорил Кроссли, ложась на обратный курс, – подумать только, что весь замысел обязан своим рождением просыпанному на ковер пеплу! Йо-хо-хо!
Президент Соединенных Штатов потрясал кулаками:
– Вы разбомбили их!
Кроссли зевнул.
– Закон не запрещает сброс бумажных отходов, – тихо сказал он.
– Вы совершили налет на граждан Тройственного Союза!
– Никто не пострадал, – невозмутимо сказал Кроссли. – Ничего не взорвалось, никто не получил синяков, никто не умер. Разве хоть кому-нибудь конфетти попало в глаз? Ответ отрицательный. Нет – слово из трех букв.
Кроссли закурил сигарету.
– Пятьдесят тысяч фрау-домохозяек и сто тысяч ребятишек расчистили тротуары. Мужчины выстроились в длиннющие очереди в венских бюро по трудоустройству за вакансиями подметальщиков улиц. Но вот ведь незадача с этими дьявольскими конфетти! Все дело в их электрической и химической пропитке. Стоит рукам человека прикоснуться к ним, как они исчезают! А потом появляются опять, когда поблизости нет людей. От метлы мало толку. Если взвихрить конфетти, то они скачут, как блошки или прыгающие бобы. Очень чувствительные штучки. Осмелюсь предположить, на очистку Вены уйдет много недель. Вот что я сделал с Тройственным Союзом. Всемирная Организация запрещает нападение. Разве это было нападением, сэр? Конфетти на ветру? Гм?
– Всемирная Организация запрещает войну! – гаркнул Президент.
– Это не война. – Кроссли подался вперед, напряженно постукивая по столу. – Допустим, мы будем сбрасывать конфетти ежедневно, заставляя народонаселение Тройственного Союза триста шестьдесят пять дней в году выщипывать и прочесывать свои лужайки. А ведь мы способны и на кое-что другое, господин Президент. Мелкие, доводящие до исступления пакости. Только представьте, господин Президент!
Президент дал волю своему воображению. Ненадолго. Потом его губы медленно растянулись в улыбке.
В провинции Брюгер Тройственного Союза выдался погожий денек. Синело утреннее небо, и очаровательно белели облака. А на волнистых зеленых холмах раскинулся пикник – тысячи брошенных бумажных салфеток, сотни хлебных горбушек, корочек, открывалок, жестянок из-под сардин, оброненных яиц и скомканных картонок. Пикник, подобно реке из тысяч притоков, наводнил холмистые парки. Мальчуган, пробегавший по лощине, задержался, чтобы избавиться от недопереваренного обеда.
Смех. Бульканье винных бутылок! Пение!
Президент Соединенных Штатов и мистер Кроссли звякнули бокалами, возглавляя пикник, залпом выпили, вновь наполнили бокалы, выпили снова. Остальные улюлюкали, визжали от восторга, играли в догонялки, швырялись бутылками!
А на двадцати тысячах других холмов Тройственного Союза приземлились двадцать тысяч малолитражных семейных кораблей. И разразились еще двадцать тысяч пикников. Шестьдесят тысяч хорошенько скомканных салфеток были отброшены после того, как ими вытерли рот! Были разбросаны сто тысяч раскрошенных яичных скорлупок! Шестьдесят тысяч блестящих консервных банок из-под супа остались сверкать на солнышке. Триста миллионов муравьев радостно бросились им навстречу. И еще тридцать миллионов граждан Большого Брюгера вытаращились на вторжение, не зная, что предпринять и куда катится мир?
