– И ты туда же! Ты мой последний друг, – устало возразил ему Стэнли. – Что я еще мог поделать? Уничтожить ракету?
– Ну, это было бы совсем ни в какие ворота. Неприемлемо. Скорми им что-нибудь приемлемое. Скажи им, пусть стартуют, – посоветовал Кросс весьма приятным тоном. – Предупреди их, как добрый отец, о последствиях. Затем, когда они обожгутся…
– Человечество может отправиться в тартарары, – резко закончил за него Стэнли.
– Нет, если грамотно разыграть партию, отслеживая переменные величины, можно будет как-то обвести их вокруг пальца и выкрутиться самому. Пораскинь мозгами.
– Мне все-таки кажется, надо взорвать ее к чертям собачьим и дело с…
– Они построят ракету еще больших размеров. И будут преследовать тебя и твою семью всю оставшуюся жизнь, – логично объяснил Кросс. – Мы-то с тобой знаем, что наука ни на йоту не продвинула умственные способности человека. Зато мистер Обыватель предпочитает, чтобы его младенцы носили одноразовые подгузники, и любит путешествовать из Сибири в Джонстаун со скоростью разъяренной пули. Их нельзя остановить, но можно немного сбить с курса.
Стэнли крепко сжимал аудиотрубку. И прислушивался.
В полуденном небе раздался оглушительный рокот вертолетов прямо у него над головой. Дом задрожал. Альтея резво вскочила и побежала выглянуть в окно.
– Не могу сейчас говорить, Кросс. Я тебе перезвоню. Они тут дожидаются меня снаружи…
Голос Кросса растаял, как сон:
– Помни, что я тебе сказал. Пусть себе приступают.
Стэнли подошел к двери, отворил, переступил одной ногой за порог.
Среди ясного синего неба загрохотал радиоголос.
– СТЭНЛИ! – громыхнуло на всю округу. Это был голос Симпсона. – СТЭНЛИ! ВЫХОДИ! И ГОВОРИ! ВЫХОДИ! И СКАЖИ НАМ, СТЭНЛИ! СТЭНЛИ!
Альтея не стала отсиживаться дома. Она вышла с ним на влажную зеленую лужайку, на всеобщее обозрение.
В воздухе, кружась, кишмя кишели вертолеты. Солнце содрогалось. Вертолеты зависали, словно огромные колибри, носились каруселью, закладывали виражи. По меньшей мере пять сотен вертолетов затмили собою лужайки, сотрясая крыши домов.
– А, ВОН ТЫ ГДЕ, СТЭНЛИ!
Стэнли прикрыл ладонью глаза. Он напряженно, не без опаски вглядывался вверх, а его губы скорчились в гримасе, обнажив зубной ряд.
– ТРИ ЧАСА ПРОШЛИ, СТЭНЛИ! – раздавался гулкий гром словес.
В этот самый миг, под круговертью, нависшей над его лужайкой, над головами детей и жены, над его головой и его убеждениями, Стэнли сглотнул слюну, отступил на шаг, опустил руки и дал своему замыслу окончательно оформиться. Ладно, он отдаст им ракету. Пусть забирают. Нельзя воевать с малыми детьми, думал он. Надо, чтобы они дорвались до своих незрелых яблок. Запретишь им, они все равно отыщут лазейку. Плыви по их неразумному течению и внуши им благоразумие. Пускай детишки вволю наедаются неспелых яблочек, пускай объедаются ими, пока пузо не разопрет, пока не разболятся животы. Улыбка медленно тронула уголки его губ и пропала. План созрел.
Глас небесный обрушился на него, как стальной кулак:
– СТЭНЛИ! ЧТО СКАЖЕШЬ ТЕПЕРЬ? ЧТО ТЫ ТЕПЕРЬ ЗАПОЕШЬ? КОГДА НАД ТВОИМ ДОМОМ ЗАВИСЛА ТЫСЯЧА ФУНТОВ НИТРОГЛИЦЕРИНА? ТЕПЕРЬ-ТО ТЫ ЗАГОВОРИШЬ?
Вертолеты злонамеренно снизились. По лужайке прокатились раскаты грома. Блестящая янтарная юбка Альтеи заполоскалась на ветру.
– ТАК ПОЛЕТИТ РАКЕТА ИЛИ НЕТ, СТЭНЛИ?
Уголком ноющего от напряжения глаза Стэнли приметил своего сына, наблюдающего за происходящим в оконном проеме.
– ПОДНИМИ ПРАВУЮ РУКУ И ПОМАШИ, – гремел небесный глас, – ЕСЛИ ОТВЕТ ПОЛОЖИТЕЛЬНЫЙ!
Стэнли заставил их подождать. Он не торопясь облизнул губы. Потом мало-помалу, очень непринужденно, поднял правую руку ладонью вверх и помахал громыхающим небесам.
Небеса разверзлись, обрушив на землю целую Ниагару бурного ликования. Пять сотен аудио торжествовали, исторгали восторженные возгласы! Верхушки деревьев бешено колыхались от циклона взрывной энергии! Шум еще не улегся, когда Стэнли повернулся, взял Альтею под руку и, не оглядываясь по сторонам, повел ее к двери.
Черный реактивный самолетик вывалился из гущи полуночного звездного неба. Спустя мгновения из него вышел Кросс, пересек темную лужайку и сердечно пожал руку Стэнли.
– Неплохо проводишь время, а?
В доме они сначала опрокинули по бокалу бренди, затем перешли к делу. Стэнли обрисовал свой план, свои контакты и психологию. Ему было отрадно видеть на редкость одобрительную улыбку на круглом розовом лице Кросса.
– Блестяще! Вот теперь ты дело говоришь! – воскликнул Кросс. – Мне нравится твой план, Стэнли. Вся тяжесть вины ляжет на них. Они не смогут тебя преследовать.
Стэнли снова наполнил бокалы.
– Я позабочусь, чтобы ты завтра полетел на Ракете. Гринвальд… капитан… будет сотрудничать, когда рейс будет завершен, я не сомневаюсь. Так что решать тебе и Гринвальду.
Они подняли бокалы.
– А когда все закончится, – медленно сказал Кросс, – мы начнем долгую, трудную борьбу за реформу нашей системы образования. Начнем применять научный подход к человеческому мышлению, а не только к машинам. И когда мы построим логический субъективный мир, то можно будет безбоязненно строить любые машины. Поднимаю этот бокал за наш план. Да будет он воплощен в жизнь!
Они выпили.
На следующий день два миллиона человек заняли холмистую местность и небольшие джерсийские города, сидя на крышах «скарабеев» и пластиковых «жуков». День был насыщен радостным возбуждением. В небе царил голубой вакуум. Именем закона вертолетам запретили взлетать. Притихшая исполинская Ракета лежала и поблескивала.
В полдень экипаж неторопливо прошагал по летному полю во главе с капитаном Гринвальдом. И среди них Кросс. Захлопнулись огромные металлические люки, вспыхнуло гомерической мощности пламя, ракета взметнулась ввысь и исчезла из виду.
Люди ликовали, плакали и смеялись.
Стэнли наблюдал за аналогичным проявлением эмоций у его сына, дочери и тещи. Он испытывал глубокое удовлетворение тем, что Альтея не последовала их примеру. Держась за руки, они наблюдали, как тускнеет ослепительное свечение неба. Первая Ракета стартовала на Луну. Захмелев от счастья, весь мир пребывал в бредовом состоянии.
Две недели тянулись медленно. Астрономы не могли отслеживать Ракету, настолько невелика и незначительна была она в пустоте между Землей и лунной поверхностью.
В последующие четырнадцать дней Стэнли спал мало. Его постоянно донимали приступы душевного смятения и страхи. Ему снился старт Ракеты. Он видел, как люди месяцами ходили под металлической сенью замечательной Ракеты, похлопывая ее замасленными, мозолистыми руками, с обожанием окидывая ее цепкими, оценивающими взглядами.
