– Это я, Элта.
Дверь стремительно распахнулась, и он обнял ее, сильно напуганную.
– Они не приедут. Они не приедут.
Она расплакалась, и он не знал, что еще он может сделать, кроме того, что обнять и приласкать.
– Напрасно мы это затеяли. Не нужно нам жениться. Никому это не нравится. Ни твоим, ни моим. И нам потом не понравится.
Он обнял ее еще крепче.
– К черту их всех. Не нужно мне ничьих разрешений. Мы обо всем уже договорились.
– Я знаю, знаю. – Она подняла глаза, посмотрела на него золотистыми очами, и слезы со щек улетучились. – Со мной все в порядке. Просто мне кажется, они не придут.
– Я тоже так думал, но смотри – ракета и наши ребята. А вот и твоя родня.
В самый разгар свадьбы ее близкие обратились в дымку. Это было магическое воздействие. Они не одобряли.
В самый разгар свадьбы на Земле выяснилось, что все гости, хозяин и хозяйка – роботы!
Она тоскует по Марсу.
Он тоскует по Земле.
Он удил рыбу в прозрачном холодном ручье на Марсе, коротая тихие выходные в одиночестве, как ему всегда нравилось – с небом и землей, снастями и стрекотанием спиннинга, и сачком в руке, чтобы вылавливать диковинных существ, считающихся на Марсе рыбой. Потом он поднял глаза, а там – эта женщина смотрит на него. Ее глаза напоминали золотые монеты, вроде тех, что ему в детстве подарил дедушка, которые он сохранил с тех пор, как золото оказалось вне закона. Он до сих пор носил эти червонцы в кармане, в качестве секрета между ним и покойным дедом, в качестве заговора против правительства. И вот перед ним женщина с глазами – золотыми монетами, ровными розовыми губами в полуулыбке, с прямой осанкой и волосами цвета медной нити, кожей цвета белого молока, опять-таки с оттенком расплавленного золота.
Он стоял с удочкой в руке.
– Привет, – сказал он.
Она ответила:
– Я марсианка Элта.
– Здравствуй, Элта.
– Что ты делаешь?
– Ловлю рыбу.
– Странный способ. Ведь достаточно их позвать, и они сами придут.
Он улыбнулся.
– Ты не веришь, – сказала она.
– Не верю.
– Ладно. – Она их позвала. И рыбы пришли.
И в любой день ты можешь купить билет и полететь на серебристой ракете на Марс. На полпути от зеленой Земли и красного Марса ты найдешь небольшой мирок, раскачивающийся в черной космической ночи, где половина холмов зеленые, а половина – красные, половина рек – синие, а другая половина – подобна вину. Половина деревьев – вязы, с другой половины деревьев опадает огонь. У половины детей глаза голубые, а у второй половины – как расплавленное золото. И вы увидите дом, наполовину – современный американский и наполовину – из марсианского хрусталя. Из него в полдень доносятся звуки электрического радио и пение арфы. А в окно можно увидеть Самуэля Пейса и его жену Элту, со смехом любующихся, как их дети носятся по марсианской лужайке, утыканной канзасскими подсолнухами.
А ты летишь дальше, на Марс, оставляя их посередине.
Празднество
Кто-то предложил отведать вина на ужин. И тогда Чарли принес из погребка запыленную бутылку и откупорил.
– Который час? – спросил он.
– Ну-ка, посмотрим. – Билл поднес часы к глазам. – Около семи.
После полудня в горячем безмолвии трое мужчин в каменной комнате пили пиво под бормотание радио. Теперь, после заката, они опять застегнули рубашки.
– Одно радует, что моя сестра сегодня вечером в горах, – сказал Уолтер.
– Все равно она узнает. На вилле есть телеграф?
– По последним сведениям, он вышел из строя. – Уолтер постучал пальцами по каменной столешнице. – Ожидание меня убивает. Я бы предпочел не знать. А только смотреть вверх на то, как это происходит, недоумевать и не иметь времени задуматься.
– Допустим, это случится в этот вечер? – Билл раздал стаканы прохладного вина. Он жарил на офисной плите внушительных размеров яичницу с томатным соусом и свежей ветчиной.
– Как знать? – сказал Чарли.
– Говорят, эта радиограмма, возможно, последняя перед молчанием.
Уолтер отворил большое окно. Небо было ясное, темное, насыщалось звездами. Над поселением у подножия холма висело молчаливое тепло, словно от дыхания. Вдалеке, у горизонта, пролегал мерцающий канал.
– Странная планета этот Марс, – заметил Уолтер, выглядывая наружу. – Я даже не мечтал когда-нибудь здесь очутиться, за пару миллионов миль от дома.
Снизу раздались голоса. Два темных силуэта, спотыкаясь, двигались по переулку.
– Это Джонсон и Ремингтон, – сказал Уолтер, – уже напились до чертиков. Боже, как я им завидую!
– Если есть такое время, когда бы мне не захотелось захмелеть, так это сегодня ночью, – сказал Билл, выкладывая ложкой яичницу на три каменные тарелки. – Где твой сын, Уолт?
Уолтер воззвал из окна к темноте вечерней улицы:
– Джо!
Спустя миг ему ответил издалека слабый голосок:
– Пап, ну можно я еще погуляю?
– Нет! – откликнулся Уолтер. – Иди ужинать!
– Но я могу пропустить, – пожаловался Джо, медленно, нехотя поднимаясь по задней лестнице.
– Поешь и снова беги на улицу, – сказал Уолтер, когда все уселись за стол.
Десятилетний русый мальчик поглядывал на дверь и быстро ел, орудуя ложкой.
– Не торопись, – предложил отец. – Еще кому-нибудь вина?
Быстро разлили вино.
За ужином немного разговорились.
– Моя тарелка вычищена; можно я теперь пойду, пап?
Уолтер кивнул, и мальчуган убежал. Его шаги удалялись по переулку.
Билл поинтересовался:
– Он на Земле родился?
– Нет, здесь, в поселении Марс, в тысяча девятьсот девяносто первом году. Его мать спустя два года со мной развелась. Вернулась на Землю. Джо остался со мной. Психолог утверждал, что космический перелет и смена среды будут труднопереносимы для Джо; так он и остался у меня.
– Должно быть, эта ночь будет для Джо особенной.
– Да, он взволнован. Конечно, это для него ничего не значит. Только очередное развлечение, что-то новое, невиданное.
– Давайте сменим тему? – Чарльз стукнул ножом и вилкой об стол. – Который час? – Кто-то ему подсказал. – Еще вина, – он разинул рот, держа бутылку дрожащей рукой.
– Сегодня вечером марсиане у себя в деревне празднуют на всю катушку, – сказал Билл, помогая убирать со стола. – Я их не виню. Мы заявились на своих ракетах колонизовать Марс, не спросив у них, хотят они этого или нет. Сколько землян осталось на Марсе, Чарли?
