– А можно мне взглянуть на мои ноги? – шепотом спросила я отца, когда он поставил свою подпись.
– Милая, не думай сейчас о ногах, – ответил он.
– Я знаю, – сказала я, – но…
Вдох…
– они…
Вдох…
– такие…
Вдох…
– холодные, – шептала я еле слышно.
Я повторяла свою просьбу еще и еще раз. Наконец отец поднял белую простыню и снял с меня носки. Если раньше мои ноги были бледно-сиреневыми, то теперь они стали ярко-фиолетовыми. На несколько дюймов выше лодыжек была как будто проведена граница. Вверху кожа была белой, внизу – фиолетовой. Я разрыдалась. Отец накрыл ноги простыней и сжал мою руку.
– Мы справимся, малышка.
Потом пришел анестезиолог и погрузил меня в кому. Последнее, что я помню, – это толпа родственников вокруг моей постели, все в защитных желтых масках и халатах. Мама положила мне руку на лоб:
– Господи, Отец наш небесный, молю тебя, позаботься о нашей милой Эми, сделай так, чтобы она выжила, встала на ноги и снова смогла ходить по этой земле…
Тут я потеряла сознание.
Все, кто испытал состояние комы, говорят, что побывали «на грани», которая отделяет реальность от иного мира. То же произошло и со мной.
Я как будто была и здесь, и там.
Как только меня погрузили в кому, доктор Эбби уехал. Однако через сорок минут у него внезапно возникло чувство, что нужно вернуться в больницу. Доктор дал указание срочно сделать мне томографию. Он не зря прислушался к своей интуиции. Сканер показал, что моя селезенка увеличена в десять раз! Она в буквальном смысле разрывалась. Срочная операция! Странно, но даже в коме и под анестезией я слышала звуки, голоса доктора и медсестр. Я чувствовала, как бьется мое сердце:
– Ба-буум! Ба-буум! Ба-буум!
Ритм сердца участился до 226 ударов в минуту.
Я не чувствовала боли, но ощущала прикосновение скальпеля доктора Эбби, который разрезал меня от груди до пупка. Я как будто бы покинула собственное тело и наблюдала со стороны за работой врачей. Я не испытывала никаких земных эмоций. Мне не было страшно.
Вдруг доктор Эбби произнес фразу, которую я буду помнить до конца своих дней:
– Во что бы ты ни верила, Эми, – прошептал он, – подумай об этом прямо сейчас.
Первая мысль, которая пришла: «Я верю в любовь».
– Разряд! – закричал доктор. – Мы ее теряем!
Вся команда засуетилась вокруг меня в попытке восстановить нормальное сердцебиение. Лежа на столе, я думала: «Я знаю, что эти врачи хотят меня спасти… но я ухожу… ухожу… ухожу…»
Я балансировала буквально «на грани». С каждым ударом сердца край пропасти был все ближе. Вдруг:
– АХ!
Удар сердца был таким сильным, что у меня перехватило дыхание.
Меня будто вырвали из собственного тела. Все погрузилось во тьму. Я парила в безграничном темном пространстве, невесомая, как перышко. Гравитации не было. Я больше не ощущала своего физического тела. Я осознала, что произошло. Я умерла. И я увидела свет. Не тот яркий свет, о котором часто рассказывают те, кто был на волоске от смерти. Нет, скорее это была какая-то зеленая дымка, которая образовалась, когда я вошла в эту тьму. В этом тусклом свете я увидела три силуэта. Все разного роста. Невозможно было различить каких-либо человеческих черт типа кожи, глаз или волос. Но они были очень похожи на людей. У каждого были голова, руки, ноги. Это были незнакомые живые существа. Они заговорили со мной. Но не голосом. Мы обменивались мыслями.
– Ты можешь пойти с нами, – услышала я. – Или остаться.
Жестом меня пригласили следовать за ними. Я ощутила волну беспокойства. Я поняла, какой выбор стоял передо мной. Остаться в живых или умереть. И я собрала все свои силы, чтобы ответить:
– Да ведь я и пожить не успела! А вы спрашиваете, хочу ли я уйти?!
Меня охватила волна земных воспоминаний: запах дождя, шум волн, разбивающихся о берег, металлический привкус воды из шланга, которую я как-то попробовала в детстве, хруст снега под ногами, смех моей мамы, голоса папы, сестры, кузенов.
– Можешь пойти с нами или остаться, – снова сказали существа. – Но знай, что если ты останешься, то не сможешь вернуться к той жизни, которой ты жила раньше.
«Нет! – подумала я. – Если я уйду с вами, то оставлю здесь слишком много».
И, собрав последние силы, я закричала:
– Нет, никуда я не пойду!
В кромешной тьме вспыхнула ослепительно-яркая искра, яркий белый луч света разрезал пространство. И я услышала:
– Ты возвращаешься. На пути тебя ждет и множество разочарований, и большое счастье. Просто помни: что бы ни случилось в твоей жизни, в конечном счете все имеет значение.
И пространство опять погрузилось в темноту.
Внезапно мои легкие наполнились воздухом, как будто меня вынули из безвоздушного пространства, и я снова могла дышать. Я сделала глубокий, самый полный вдох, почувствовала прилив кислорода, и меня захлестнула волна благодарности. Я назвала это глотком жизни.
Мои глаза распахнулись. Я лежала в больничной палате и понятия не имела, сколько времени прошло и что за это время проделали с моим телом. Вокруг меня собралась вся моя семья. Я попыталась заговорить:
– У… у меня, – пробормотала я, но так и не смогла выговорить больше ни слова.
– Что ты говоришь, деточка? – спросила мама.
Я снова попыталась заговорить и потеряла сознание.
Через несколько дней после операции врачи понемногу начали снижать дозы лекарств. Я то приходила в себя, то снова отключалась. Я бредила, сны мешались с реальностью. Однажды к моей постели подошел кудрявый мужчина и заговорил со мной. Я запомнила только его последнюю фразу: «Единственный путь – это путь шамана». И видение исчезло. В мое горло все еще была вставлена дыхательная трубка. Я шевелила губами и мысленно повторяла эти слова:
– Единственный путь – это путь шамана.
Мама рассказала, что, пока я была без сознания, она организовала настоящий молитвенный «штурм».
– Не знаю, какие у вас религиозные убеждения, – обратилась она к друзьям и знакомым, – но, если вы верите в силу молитвы, помолитесь за мою дочь.
Доктор Эбби каждый день молился за меня и попросил о том же своих родных и друзей из Шри-Ланки. Он клал горстку пепла между моими глазами и лбом. Очнувшись, я всегда знала, что он рядом.
На Филиппинах за мое исцеление молились друзья доктора Наувинс.
Даже в коме я слышала шепот тысяч молящихся за меня людей, наполненный любовью.
Моя болезнь стала тяжким испытанием не только для меня, но и для моих родных и всех, кто ухаживал за мной. Круглосуточное дежурство у моей постели выматывало эмоционально и физически. Одна из медсестер ухаживала за мной так, будто бы я была ее собственной дочерью.
