Несколько месяцев я сопротивлялась, мы искали другое решение.
Я разыскала весьма уважаемого специалиста по почкам, который мог высказать альтернативное мнение. Изучив мою историю болезни, он приехал к нам домой, чтобы вынести вердикт:
– Считай, что почек у тебя больше нет, – сказал он. – Они не восстановятся. Если хочешь жить нормальной жизнью, необходима трансплантация.
Для того чтобы пересадить почку, объяснил он, придется подавить иммунную систему организма, чтобы он принял новый орган. Когда иммунитет слишком сильный, он воспринимает пересаживаемую почку как чужеродное тело и начинается отторжение.
Я проиграла. Когда врач ушел, я заперлась в комнате и разрыдалась. Целый час не могла успокоиться. Я упала на колени и закричала. Мало мне было потери ног, так теперь еще и пересадка почек? К жизни с протезами я привыкла. А теперь предстояло возвращение в больницу, потенциальное ожирение и снижение иммунитета на всю оставшуюся жизнь? А если я растолстею, что станет с моими ногами? А новый протез для сноуборда, о котором я узнала совсем недавно? Неужели о нем придется забыть? А главное, я едва-едва почувствовала себя свободной, после этой операции я пропущу ближайший сезон сноубординга! И если мне придется подавлять свою иммунную систему, не станет ли она более уязвимой для разных болезней типа того же менингита, который и без того изувечил мое тело? Эти вопросы не давали мне покоя, а ответа на них не было. Необходимость трансплантации стала для меня самым ужасным, самым страшным известием. Даже страшнее потери ног. Одно дело лишиться ног, а другое – полностью потерять здоровье. Выходил замкнутый круг: либо жизнь на диализе, либо иммуноподавляющие препараты и новая почка. Я выбрала второе. Но, несмотря ни на что, я чувствовала, что должна через это пройти, иначе мне никогда не стать свободной.
Едва я сообщила о том, что решилась на пересадку, все мои родственники, друзья и анонимные доноры, которые знали мою историю, стали предлагать помощь. Мама Брэда великодушно предложила свою почку, за что я ей очень признательна. Я думала, моя сестра, учитывая близость родства и идеальное здоровье, подошла бы как донор. Но после теста на группу крови и наличие антигенов мы узнали, что ни Кристел, ни мама не подходили. А вот папа был идеальным донором, практически моим близнецом. У нас была одна группа крови и совпадали четыре из шести антигенов.
– Я сделаю все, что потребуется для того, чтобы ты жила здоровой и независимой жизнью, – сказал он мне.
Теоретически человек может жить и с 10 процентами одной почки, поэтому, даже если одну вы отдадите, организм все равно сможет нормально функционировать. Но если вдруг с оставшейся почкой что-то случится, потребуется экстренная пересадка. Именно в этом состоит главный риск.
Операцию назначили на 7 ноября.
– Но это же мой день рождения! – возмутилась я. – Давайте выберем другой день.
Свое совершеннолетие я хотела отпраздновать с друзьями, и в мои планы не входило ежеминутно думать о том, как бы не повредить почки. Тем более они и так уже были практически потеряны. Искусственное подавление иммунной системы означало, что в день пересадки недопустимы даже легчайшие простуда или кашель. Но мне нужен был хотя бы один день, чтобы расслабиться, и еще несколько, чтобы организм пришел в себя после моего последнего «оттяга». Операцию перенесли на 13 ноября – у меня появилось немного времени, чтобы подготовиться к операции.
Праздник удался на славу. Много друзей и родных собрались в этот вечер. Вечеринка была восхитительной, а потом мы продолжили веселье в ночном клубе.
Но в отличие от большинства моих ровесников, которые на радостях заливались текилой, я принимала ударные дозы морфина и иммуноподавляющих препаратов. Оставалось несколько дней до операции. Старалась как следует подготовиться и даже морально свыклась с мыслью о пересадке почки. Я знала, что если сумею настроиться на нужный лад, то и мой организм с большей вероятностью примет новый орган. Мне должны были сделать первую в Неваде лапароскопическую трансплантацию. Этот метод более продвинутый и безопасный, нежели традиционная пересадка почки. В больнице нам с отцом предстояло провести всего несколько дней, и на восстановление должно было уйти гораздо меньше времени.
Операция стала беспрецедентной. В больницу съехались журналисты, светила медицины, студенты-медики, специалисты со всей страны – все, кто хотел стать свидетелем этого поворотного момента в истории медицины.
Хорошо помню этот день. Я проснулась холодным ноябрьским утром, посмотрела в зеркало и спросила себя: «Неужели это и в самом деле происходит со мной?»
Я все надеялась, вдруг случится что-то такое, что заставит врачей передумать и не делать трансплантацию. Чудесным образом выяснится, что у меня отличные анализы, или врач скажется больным и не придет. Чтобы ни о чем не думать, я слушала песню «So Flows the Current» Патрика О’Херна. Она такая мягкая, задумчивая, как раз то, что мне было нужно.
Первым должны были прооперировать отца. Перед операцией он зашел ко мне и поцеловал в лоб.
– Теперь, если вдруг снова захочется выпить, – сказал он мне, – разрешаю пить только лучший виски, например «Кроун Ройял». Эта почка к другому не привыкла.
Мы оба хмыкнули.
– Я люблю тебя, пап, – произнесла я, чувствуя, как по моей щеке медленно катится слезинка. – Спасибо.
Мы оба были очень взволнованны. Но представьте себе состояние моей бедной мамы. Нервы у нее были на пределе, она вот-вот готова была разрыдаться. Два самых дорогих ей человека собирались подвергнуть себя крайне рискованной операции. Но мама держалась просто потрясающе.
Как только отца увезли в операционную, я снова надела наушники. Скоро я запаниковала, и медсестры дали мне успокоительное. Операция отца едва не сорвалась. Хирург внезапно обнаружил, что вместо одной большой артерии, ведущей к почкам, у него их три, а это могло вызвать осложнения. Во время рентгена и МРТ, проведенных перед операцией, лишних артерий не было видно. Обычно при обнаружении подобной аномалии многие хирурги прерывают операцию. Но наш врач решил довести начатое до конца. Он был уверен, что она пройдет успешно, ведь с ним работали лучшие специалисты по трансплантологии в стране. Операция длилась шесть часов. Вырезав почку у отца, ее пересадили мне.
На следующее утро в моей палате была мама.
– Как папа? – сонно спросила я у нее.
– Он просто молодец, – ответила она. – Вы оба герои. Папа в соседней палате.
Очнувшись, я чувствовала себя будто заново родившейся. Хотя были и побочные эффекты: иногда тряслись руки и периодически меня кидало в жар. Но меня переполняло чувство благодарности к папе, к маме, к самой жизни. Я не осознавала, как мне было плохо, до тех пор, пока не проснулась снова здоровой. Мой отец дважды подарил мне жизнь: в первый раз – когда я родилась, и во второй – когда отдал мне свою почку. За всю жизнь я не получала лучшего подарка. Как же показать ему всю степень признательности? Слов здесь мало. Гораздо важнее сам образ жизни. Мое будущее должно стать настолько полным, смелым и богатым на события, насколько это возможно. И именно так я и собиралась жить.
