Фидаин навсегда остается фидаином, так им говорили в академии. Утверждение соответствовало истине для боевых подразделений, но не для воинов-теней и ассасинов.
Их никогда не посвящали в одну маленькую гнусную тайну: со временем все воины-тени становятся изменниками. Тот, кто постоянно вынужден ходить, разговаривать и думать, как враг, в конце концов и сам станет врагом. Обычно их успевали отозвать из пояса, пока не случилось перерождение, и назначали на должности поближе к дому. Повышали по службе, награждали. Поручали преподавательскую работу. С Мозби это произошло значительно раньше ожидаемого, однако он ухитрился сохранить все знания и навыки фидаина. Выследить и убить его доверили Раккиму, по словам начальства лучше всех знавшему пояс. Он без особых проблем нашел беглеца, но сохранил ему жизнь. Вернулся, чтобы солгать. А еще через год вышел в отставку и поселился в Зоне. Стал совладельцем «Полнолуния», погряз в грехе. Не помогло. Лишь Сара сумела спасти его от самого себя.
Если воины-тени становились изменниками, то ассасины шли вразнос. Они начинали убивать всех без разбора и удержу, просто ради возможности упиться кровью. В отставку никто из них не выходил. Дарвин держался дольше остальных, но в конце концов поступил приказ ликвидировать и его. Задание поручили тройке самых искусных бойцов. А на следующее утро командир ассасинов обнаружил на письменном столе головы всех троих подчиненных с накрашенными помадой губами, нарумяненными, словно у пупсов, щеками и вставленными в глазницы искусственными бриллиантами. Потом из темноты появился сам Дарвин… Весь последующий ужас запечатлели камеры наблюдения.
В лучах фар сверкнули глаза койота, что-то раздирающего клыками на обочине. Они наглели с каждым годом, все ближе и ближе подбираясь к городу из окрестных лесов.
Сара повернула голову, провожая зверя глазами.
— Устала? — спросил Ракким.
Она опустила стекло, и в машину ворвался шум дождя. Ветер растрепал ее волосы, наполнив салон чистым и возбуждающим запахом.
— Немного.
Сара положила руку ему на колено.
— У тебя достаточно дел… перед отъездом.
— Справлюсь.
Бросив взгляд на нее, он вернулся к наблюдению за дорогой. Несмотря на все совместные приключения, Ракким по-прежнему видел в ней маленькую девочку. На момент их знакомства Саре исполнилось всего четыре года, а ему — девять. Рыжебородый поймал на улице бездомного воришку, обчистившего его карманы, и привел к себе домой. Дети вместе росли на укрепленной вилле, играли и дрались, плавали и спорили, а когда восемнадцатилетний Ракким покинул дом, именно Сара проводила его до двери. Тринадцатилетняя, худая и нескладная, она поцеловала его и прошептала с уверенностью взрослой женщины: «Я выйду за тебя замуж». Он рассмеялся, а Сара говорила серьезно. Она тогда была умнее его. Была умнее и сейчас.
— О чем задумался? — услышал Ракким ее голос.
— Так, ни о чем. Просто иногда мне хочется, чтобы наша жизнь стала проще.
— А мне нет.
— Я знаю.
Впереди замаячила озаренная светом прожекторов Великая мечеть Саладина. Самая большая в городе мечеть фундаменталистов. Изящное здание с бирюзовым куполом, построенное на саудовские деньги руками правоверных. Обращенную к автостраде стену украшало восьмидесятифутовое мозаичное панно. Горбоносый парнокопытный еврей держал в руках атомную бомбу на фоне Нью-Йорка. По мнению Раккима, другое столь же безобразное зрелище следовало еще поискать. В качестве элементов мозаики ваятели использовали изречения из Корана, ловко обойдя запрет на изображение человека, хотя в данном случае человечность созданного ими образа представлялась по меньшей мере спорной. Когда открылась правда о взрывах, панно хотели заложить кирпичом, однако в прошлом месяце Верховный суд принял решение, согласно которому мозаика признавалась охраняемым законом религиозным текстом. Церемония открытия привлекла более двухсот тысяч зевак и транслировалась по всей стране.
Поначалу израильский «Моссад» и, как следствие, все евреи оказались реабилитированы, но затем в течение года вдруг появился ряд статей, где хорошо оплаченные ученые ставили под сомнение вину Старейшего. Следом за ними и политики вновь принялись обвинять сионистов во всех жизненных невзгодах, заявляя, будто тем удалось обмануть даже хитрого Рыжебородого. Примерно полгода назад в одном ночном шоу известный комик пошутил по поводу взрывов, возложив всю вину на русалок и эльфов. За репликой последовала тишина, потом зал взорвался аплодисментами. Полицейские службы всего мира по-прежнему разыскивали Старейшего, а средний гражданин Исламской республики уже не мог сказать с уверенностью, существовал ли тот вообще когда-нибудь.
Ракким перевел взгляд с мечети на дорогу. Именно у Сары возникли подозрения о связи создателя всемирного халифата со взрывами. Именно Сара, несмотря на всю опасность подобных высказываний, продолжала настаивать на них. Именно она постоянно твердила об их с Раккимом ответственности перед историей. Бывшего фидаина история мало заботила. Он всего лишь хотел тайно покинуть страну, перебраться в Канаду или Бразилию и начать новую жизнь. Тогда племянница Рыжебородого заявила, что Ракким может ехать в любое время. А он почувствовал себя трусом и устыдился собственного предложения сбежать. Залитая светом мечеть промелькнула в зеркале заднего вида.
— Ты никогда не задумывалась, должны ли мы были так поступить?
— Нет.
— Люди погибли лишь ради того, чтобы у нас появилась возможность доказать…
— Я же сказала «нет». История с этим грязным панно — всего лишь отступление, незначительное…
— Я надеялся, нам удалось изменить мир. — Ракким прибавил скорость, и машина понеслась по растрескавшемуся асфальту вдоль стены сорняков, заполонивших обочины. — Истина сделает свободным. Какая чушь.
— Ты не обязан ехать. Генерал Кидд собирался послать команду из троих воинов-теней.
— Мы же обо всем договорились.
— Если ты считаешь, что риск не оправдан, просто скажи, — тихо произнесла Сара. — Никто ни в чем не станет тебя винить.
— Ты станешь.
Она погладила его по руке.
— Нет, не стану.
Ракким посмотрел на нее. Сара не лгала.
— Ладно, все равно хотел сменить обстановку. Кстати, за два года совместной жизни мне порядком надоела твоя стряпня.
— Правда?
— Не представляю, с чем можно сравнить кухню южан. Даже такие простые блюда, как овсяная каша и яичница-глазунья… все дело в том, что они жарят ее на беконе.
— Очень вкусно, судя по твоим словам. Может быть, привезешь с юга борова?
— Без проблем. Наденем на него ошейник с поводком, а соседям скажем, что он — питбультерьер.
— Собаки — грязные животные, и держать их могут только христиане. Нам еще придется сказать соседям, что мы стали католиками. — Сара перекрестилась, что-то пробормотав на латыни.
