Девушка оглядела его с головы до ног.
— Я тебе верю.
Толстяк сглотнул, сунул руку в карман и поставил на стол свое очередное произведение, созданное из скрепок и деталей распотрошенного танка. Один из танкистов висел на крошечной трапеции. Как только солнечный луч коснулся его шлема, он принялся делать перевороты. Все быстрее и быстрее.
— Нужно столько успеть перед отъездом, — вздохнула Аннабел.
— Возьмите только то, что сможете унести, — сказал Ракким.
Хозяйка с грохотом опустила сковороду на стол.
— Думаешь, мне впервые приходится в спешке бросать дом?
— Нет, не думаю. Наверное, ты действительно сама знаешь, что делать.
— Самое умное, что я услышала от тебя за все утро, — фыркнула Аннабел. — А теперь давайте позавтракаем. С нормальным фарфором, хрусталем и салфетками из ткани. Поедим как цивилизованные люди. Потом… потом я заправлю постели и запру дверь снаружи.
Лиэнн осторожно взяла со стола танкиста-акробата. Он так и продолжал кувыркаться, правда, от него во все стороны уже разлетались искры.
— Закончив упражнение, он отдает честь, — сказал Лео. — Я хотел сделать, чтобы он исполнял стойку на руках, но мне не хватило деталей.
— Может… — Девушка задумчиво прикусила губу. — Может, я смогу его закончить? Я умею работать руками.
21
— Жаль, что пришлось уехать так быстро, — вздохнул Лео.
Ракким сидел за рулем. Они только-только покинули дом двоюродной сестры Аннабел, а толстяк уже затосковал.
— Ну почему мы не могли остаться еще на одну ночь? — продолжал стенать юноша. — Вдруг они бы вспомнили что-нибудь важное о Грейвенхольце.
— А тебя, конечно, больше всего на свете волнует Грейвенхольц. — Около полуночи Ракким слышал, как Лео тихонько вышел из своей комнаты и вернулся лишь под утро. — Аннабел уже рассказала все, что знает. Пора действовать.
— Почему только ты решаешь, когда нам нужно уезжать и куда ехать?
Бывший фидаин не ответил.
По заверениям самой Аннабел, искать ее в доме кузины никому бы и в голову не пришло. Родственники со стороны отца прекратили общаться с ней с тех пор, как она вышла замуж за Мозби. После войны расовые отношения в поясе заметно смягчились, но оставались люди, по-прежнему нетерпимо относящиеся к смешанным бракам. Сестры не встречались уже много лет, хотя в юности очень дружили. Мэри Терстон несказанно удивилась, увидев Аннабел, однако сразу пригласила в дом. Они обнялись и заплакали, словно девочки над сломанной куклой. Потом кузина поплакала еще, заявив, что племянница выросла настоящей красавицей, указала на Лео и поинтересовалась, не зять ли он. Юноша густо покраснел. Казалось, его щеки вот-вот вспыхнут.
— Мэри Терстон сказала, что я и Лиэнн — прекрасная пара, — заявил Лео. — Она увлекается астрологией. Я астрологию считаю полной чепухой, но она сказала, что наши знаки соответствуют друг другу.
— Угу.
Они мчались по современному Арканзасу. Выехав на фантастический участок восьмиполосной магистрали, Ракким еще больше увеличил скорость. Трасса пребывала в идеальном состоянии. Ее полотно укладывали японцы при помощи компьютерных технологий. Они надеялись ускорить перевозку товаров между их заводами по производству удобрений в Аркадельфии и Литл-Роком. К сожалению, через девяносто миль автострада сужалась, превратившись в обычную дорогу с традиционным для пояса неровным, растрескавшимся покрытием.
— Я люблю Лиэнн, — тихо произнес Лео. — Я люблю ее, а она любит меня.
— Я тронут. Просто потрясен. Ты знаком с ней целые сутки.
— Считаешь, только тебе позволено влюбляться?
— Послушай, займись чем-нибудь полезным. Проверь телефон на жучки и устройства слежения.
— Уже проверил.
— Проверь еще раз.
— Уже проверил. — Лео обернулся. Лиэнн осталась в двадцати милях позади, но он, наверное, представлял ее рядом с собой: девушка стояла у белого штакетника и махала ему кружевным платочком. — Нашел два. Оба больше не опасны. — Толстяк достал телефон, включил питание и открыл крышку.
— Я же тебя просил не делать это. Ты должен был его полностью обесточить и не включать, пока он нам не понадобится.
— Занятная штуковина. — Лео с высунутым языком стал ковыряться во внутренностях прибора согнутой проволочкой. — Качающаяся частота… никак не меньше пятидесяти миллионов пермутаций… но если знать, что делаешь…
Из телефона раздался шум помех.
— Лео!
«…найти так ничего и не удалось, но нужно удостовериться. Загрузка пятнадцати транспортов будет завершена к полудню», — отчетливо прозвучал мужской голос. Произношение выдавало жителя штата Теннесси. Толстяк осторожно скользил проволочкой по печатной плате. Снова затрещали помехи, потом раздался другой голос: «Опять курица на ужин. Меня уже тошнит от нее. Если не слышал, Грейвенхольц вышел на тропу войны, так что не высовывайся».
Лео закрыл телефон, извлек аккумулятор.
— Сами они не могут нас слышать, я угадал? — спросил Ракким. — Не могут нас слышать, когда мы прослушиваем их переговоры?
Толстяк фыркнул.
— Неужели можно быть настолько тупым.
Их обогнала колонна ржавых грузовиков Национальной гвардии. Солдаты, раскачиваясь в открытых кузовах, угрюмо поглядывали из-под касок на пассажиров «кади». Сонные и небритые, в заляпанной грязью форме, они держали на коленях начищенное до блеска оружие.
— У меня есть вопрос, — произнес Лео, когда колонна скрылась из виду. — Только не смейся.
— О’кей.
— Я серьезно. — Юноша откашлялся. — Ночью я занимался любовью с Лиэнн.
— Не шутишь?
Толстяк кивнул, почти закрыв глаза.
— Четыре раза. Этой ночью… я делал это впервые, — продолжил он. — А Лиэнн — нет. — Он смотрел на дорогу через ветровое стекло. — Я хочу знать, как можно определить, что женщине было так же приятно, как и тебе?
— Хочешь знать, притворялась она или нет?
— Не совсем так. Было ли ей также невероятно, изумительно хорошо, хотя она занималась этим раньше? — Лео пристально посмотрел на него. — Не смейся, я говорю серьезно.
— Я не смеюсь. — Ракким действительно не смеялся. — Тебе самому показалось, что Лиэнн приятно?
— Да. Думаю, да.
— В таком случае больше об этом не думай. Других доказательств не требуется.
— Первый раз… — Лео смущенно замолчал. Мимо на скорости не меньше сотни миль в час пронесся трейлер «мацусита», груженный цистернами с удобрениями. — Первый раз… все продолжалось не слишком долго.
— Вполне нормально.
Лео заерзал на сиденье.
