Машина, Рита, очередной удар…
– Да очнись же ты наконец, мать твою! – шипит она.
– Уже… Что такое?
– Трындец нам, вот что! Он здесь!
Холодею: кто «он», можно даже не спрашивать.
* * *
– Где?
– Вон, в конце улицы. Идет к нам. Чует, что ли, гад?
– Да… – слабо раздается с заднего сиденья. – Это он меня чует. По моему следу идет.
– Да ладно! – отмахиваюсь. – Этому уроду все равно, кого убивать. Он с этого кайф ловит.
– Может… и ловит… Только на меня у него зуб… И на Луи… был.
– Кто такой Луи?
– Он… убил его… когда вы подъехали… Измененный… наверное… с голосом, который… которому…
– Голосом подчиняет, что ли? – поворачиваюсь к Рите. – Слышала про таких?
– Сирены, кажется, – раздраженно шепчет она. – Может, вернемся к этому монстру? Какого черта ему от тебя надо?
– Я… стрелял в него… когда он был еще… человеком… Я тогда бежал… от вас, – взгляд на Риту, – с ружьем в руке… Влетел… в аномалию… А на выходе… он… Ну я и пальнул… с перепугу… В живот попал… Я думал… он мертвец… и убежал… А он выжил, только… вот так… изменился… но, видимо… запомнил…
Несмотря на серьезность ситуации, Рита фыркает:
– Я б тоже запомнила, если бы мне в живот из ружья пальнули!
– Вот… Он… за мной охотится… Вы… ему не нужны…
– Ох, сомневаюсь! – бормочу я.
– Отдайте… меня… ему… Я… все равно… покойник… Эта рана…
– Она не смертельная, – цедит Рита, даже не давая себе труда скрывать неприязнь.
– Вы… не понимаете… Вирус… Щупальце монстра… заразило меня…
– Ты не можешь этого знать! – отмахиваюсь я.
– Знаю… Чувствую…
– Так и есть, – неожиданно поддерживает его Рита. – Теперь и я чувствую это. Чума в его организме, и она разрастается. Мы с тобой не заразимся, но для остальных он опасен… пока жив.
– Но нельзя же отдавать его этому монстру! – возмущаюсь я.
– Почему? – Недоумение Риты выглядит совершенно искренним.
– Потому что любая смерть лучше, чем… чем… Тогда уж сделай то же, что в полицейском участке. Это будет милосерднее.
– И… бесполезно… Ему надо… убить меня лично… Просто… увидеть мертвым – мало… Его ярость… этим… не погасить…
Кривлюсь недоверчиво:
– Теперь ты еще и мысли мутантов читаешь?
– Я… чувствую… Эта штука… что он мне передал… Она позволяет… чувствовать такое… создала какую-то… связь между нами… И я буду чувствовать… пока не сойду с ума… Отпустите… меня… Так я хоть какую-то… пользу принесу… напоследок…
Понимание, что он прав, приходит вместе с отвращением от мысли, что я вот так легко готов принять эту сознательную жертву. Зона жестока и людей делает такими же. Уроки ее предельно доходчивы. Иногда, чтобы выжить и, возможно, сделать что-то важное для многих, надо вставить кляп в рот собственной жалости и милосердию. Вот ведь – подобные отмазки и фразы насчет меньшего зла всегда казались мне подлыми шулерскими приемами, к которым настоящему человеку и сталкеру прибегать, грубо говоря, западло. А вот сейчас пользуюсь. Морщусь, но пользуюсь. Потому как нет у меня другого выхода…
– Мы-то тебя, может, и отпустим, – говорит между тем Рита. – Только он нас – вряд ли. Прикончит как пить дать. Просто из любви к искусству. А если ты сейчас выползешь из машины, спалишь и наше убежище, а тогда…
– Есть вариант, – произношу я, осененный внезапной мыслью, и два взгляда, наполнившись надеждой, устремляются на меня.
* * *
Что там говорил Катаев про корректировку реальности и самое выгодное развитие событий? Так, улица идет в гору. До монстра метров сто. Он идет не спеша, тяжело ступая, и принюхивается, похоже. Это хорошо – на скорости бы не сработало, а так… шанс есть. Эвакуатор с тяжелым джипом на нем где-то посередине пути между ним и нами. Стоит криво, не уехал. Возможно, водителя поразила чума, и он куда-то уполз (ушел, уковылял – не важно). А раз поразила, да еще, наверное, внезапно, то он вполне мог, например, не успеть закрепить эвакуируемую машину. И в этот самый момент крепление расцепляется… Нет, не прямо сейчас, а когда монстр пройдет еще десять… восемь… пять шагов… Что-то должно его отвлечь, чтобы он вовремя не среагировал… В одном из домов позади него бьется стекло… не важно отчего – может, ребенок решил поиграть в футбол в квартире, но скорее всего какой-то зачумленный потерял равновесие и…
В тяжелой, душной, наполненной страхом тишине звон разбитого стекла звучит как взрыв. Мутант останавливается и поворачивается туда. В этот момент окончательно расцепляется крепление, и джип съезжает с эвакуатора под уклон… прямо на монстра. Машина тяжелая, и, несмотря на то, что скорость набрать она толком не успевает, удар наносит впечатляющий, подминая чудовище под себя.
Ну! Сейчас или никогда!
– Уходите! – хрипло шепчет Родион.
Поддавшись порыву, жму ему руку и вываливаюсь из машины. Рита уже снаружи. Бежим со всех ног. Вон там, между домами, можно будет нырнуть во дворы. Успеть, пока монстр не выберется из-под джипа. А что он выберется, нимало не сомневаюсь. Уже слышу рычание и скрежет. У нас пара минут от силы. Если скроемся с глаз, мутант снова сосредоточится на поиске жертвы, к которой у него особый счет, – на бедняге Родионе. Мысленно прощаюсь с ним. Он не был сталкером, но, если что, в Зону я бы с ним пошел без колебаний…
Мы успеваем, и тут до нас доносится стон Родиона и звук открывшейся дверцы автомобиля. Чтобы мутант уж наверняка не пропустил. Господи, надеюсь, это произойдет быстро…
Глава 39. Нина
– Гребаный Экибастуз!
Нина Кармацких бежала, зажимая ладонью рану в плече, и тихо ругалась. А ведь орать хотелось. Дико, яростно, необузданно. Как же все в итоге по-идиотски повернулось! Ведь предлагал ей Дмитрий отпустить его одного. Так нет же – в ней чувство долга взыграло! Подвига захотелось – мир спасти и все там далее по списку. А теперь что? Помрет просто так, без всякой пользы, от вируса, который наверняка занесла в ее кровь своим щупальцем та чудовищная тварь. И ценный «лояльный» все равно погиб – она видела, как монстр приложил его по голове. Труп, без вариантов.
Идиот! Вот какого черта понадобилось ему вмешиваться в ту заваруху?! Сам же говорил – не лезть к мутанту-переносчику, потому что верная смерть. После чего и полез – спасать сувайвора. Нина так толком и не поняла, чем ценен этот сталкер. «Краснотайгинский Обломок», «уникальная кровь», «невероятное генетическое сочетание», «беспрецедентный уровень стойкости». Эти фразы ничего толком не объясняли, только запутывали еще больше. Выживших в Краснотайгинске было всего трое, и Артем Калитвинцев по прозвищу Художник среди них не значился. Судя по его досье, к Зонам он стал иметь отношение лишь спустя два года. Какой, к черту, сувайвор?! Конечно, до сих пор Дмитрий не ошибался, но вот тут он, похоже, дал маху. Провалить всю миссию из-за… из-за… От бешенства и отчаяния у Кармацких даже слов не находилось.
