Виктор с напарником шли в двадцати метрах впереди, чтобы не слышать разговоры премьера с женой. Они глядели в оба, пытаясь краем глаза уловить среди высоких сосен и желто-зеленой листвы кустарников малейшую промелькнувшую тень или треск сухой ветки. Двое других охранников остались дежурить у дверей Стефи, поэтому Виктору приходилось нелегко. Он прекрасно понимал, что если бы кто-то действительно захотел устранить «первого», то более благоприятную ситуацию тяжело было бы и придумать. Просто бери, целься и стреляй, откуда нравится.
— Не дорога к роднику, а Виа Долороса какая-то, — запыхавшись, сказала Оливия.
Увидев спускающуюся с горы счастливую молодую пару, она скептическим тоном спросила:
— Неужели ты действительно веришь, как и они, что можно вот так просто взять, попить какой-то водички, и все проблемы сразу исчезнут?
«Странно, животные чувствуют приближение смерти, а люди, в большинстве своем, нет. Надо ее все-таки попробовать переключить на осмысление своего жизненного пути. Глядишь, может, и покается перед тем, как ее снайпер шлепнет», — подумал Романо.
Обняв Оливию за плечи, он прошептал ей на ухо:
— Я верю в церковную доктрину. Каждый человек после смерти сохранит свою индивидуальность, но займет то или иное место в другом мире в зависимости от того, кем он был и что делал в земной жизни. Поэтому, когда будешь пить воду, советую молить Господа о прощении, а не думать о том, исчезнут проблемы или нет. Если уж Он простит, то не только излечит от недугов телесных и душевных, но и в Царстве Небесном уготовит место для твоей бессмертной души.
— Евангелие от Романо. Это невыносимо, я вышла замуж за проповедника, — простонала Оливия. — Ты, точно, не тем делом занимаешься. Видимо, не зря Папа любит беседовать с тобой и относится к тебе, как будто ты ему сын родной. Учуял в тебе родственную душу.
— Он просто видит, что мне, как и ему, действительно небезразлично, что же будет с моей душой после смерти.
— Не знаю, если в Раю ангелы будут заставлять всех ходить каждый день с утра пораньше в церковь и караулить возле дверей, как постовые, чтобы никто не сбежал со службы, то мне такой Рай не нужен. В моем представлении Рай создан для наслаждений, и не только духовных.
«Безумное создание. Что может быть выше наслаждения от пребывания в обществе Бога? Нет, все-таки она неисправима и заслуживает наказания, чтобы, не приведи Господь, не заразить Стефи своей опасной ересью и паразитическим образом жизни. Это не убийство — это обычный естественный отбор по Дарвину. Все противоестественное должно исчезнуть из этого мира жесткой эволюции и конкуренции. Я заслуживаю лучшего. Ее место должна занять полноценная жизнерадостная девушка, стремящаяся к своему Создателю, а не убегающая от него, как злодейка», — услышал свой внутренний голос Романо, но, улыбнувшись, лишь вежливо заметил, чтобы не дать повода жене в очередной раз потянуться к своей сумочке с запасом ЛСД:
— Сексуальных наслаждений в Раю не бывает. Разве что в Коране есть упоминание о том, что шахидов в высшем мире ожидает группа поддержки из прекрасных юных дев. Но на деле для них Рай окажется Адом, а юные девы — жуткими демонессами с зубами пираньи, которые начнут приветствие с того, что откусят им член, а потом отхлещут крапивой по ягодицам до потери чувств.
— Для садомазохистов это будет очень даже забавно и, наоборот, подействует возбуждающе, да и красавицы им особенно ни к чему, все равно они все в масках, — рассмеялась Оливия. — А насчет члена — я не думаю, что все так печально. В конце концов, и в Аду девочкам нужно развлекаться. Зачем же такие крайности?
Несмотря на дерзость ее языка, Романо решил промолчать. Внутренний голос настойчиво ему твердил: «Ты же нормальный здоровый мужчина. Почему ты должен выглядеть размазней в глазах своих друзей и даже охранников, водителей и прислуги. Мужчина, не способный найти приличную красивую женщину, которая его не позорит и с которой ему не стыдно выйти в свет, будет всегда оставаться тряпкой. Неужели это не понятно?»
— Давай передохнем минутку. Жутко хочется курить, — сказала Оливия, направившись в сторону беседки, в которой, к счастью, никого не было.
Виктор со своим напарником, молодым накачанным жеребцом Филиппе, спустился немного вниз, выдержав корректную дистанцию. Местной полиции нигде не было видно, но премьер не удивился этому, поскольку его визит не носил официального характера. Да и португальцы всегда отличались гордым и независимым нравом. К тому же новая политическая элита этой страны считала, что народные избранники должны жить с народом, а не отделяться от него. Поэтому уже сам тот факт, что в аэропорту у личной охраны итальянского премьера не отобрали оружие, по их мнению, нужно было расценивать не иначе как одолжение и реальную помощь.
Оливия присела на деревянную скамью. Закурив сигарету, она посмотрела вверх на клочок синего неба, обрамленный верхушками сосен, и прошептала, чтобы ее не услышали охранники:
— После этих событий в кабинете у Папы я себя чувствую, как Ева, у которой отняли невинную наготу, а потом еще и дали пинка под зад, выгнав из Райского сада. Надеюсь, ты понимаешь, что весь этот бред, который нес демон устами Стефании, — это гнусная ложь. Одним словом — сплошное унижение, которого я не заслужила. Ты же знаешь, сколько я мучилась, пока, наконец, она не родилась.
— Я все равно не поверил ни единому слову. Я верю тебе, потому что ты — моя жена, — вынужденно соврал Романо, только бы не дать ей повода закатить истерику на ровном месте, что могло произойти спонтанно, в любой момент, даже помимо ее воли.
— Для чего же ты тогда нахамил Луи? А вдруг он примет обиду слишком близко к сердцу и вместо лекарств даст мне какой-то яд, который даже следов в крови не оставляет? Ведь тогда в моей смерти в первую очередь обвинят тебя. Ты, вообще, хотя бы задумывался над этим?
— Если ты хочешь, когда мы вернемся в Рим, я извинюсь перед ним, — еще раз соврал премьер.
— Было бы неплохо, а то он звонил мне вчера поздно вечером и жаловался на твою черную неблагодарность. Я его, конечно же, постаралась успокоить, насколько это было возможно, но, скорее всего, это мало ему помогло, потому что потом он уже не отвечал на мои звонки.
— Что же он за психиатр такой, если пациент его успокаивает?
— Очень сильно расстроился человек, да и все. Что тут удивительного? Он же душу вкладывает в свою работу!
«С каких это пор душа стала называться членом? Они оба потеряли всякую совесть, а у этой мерзкой суки язык без костей, и поворачивается повторять такую гнусность. Трахаются вот уже на протяжении пяти лет в моем доме, не особо беспокоясь о том, увидит их Стефи или нет. Вдобавок ко всему, этот ублюдок заработал в общей сложности три миллиона евро на своих уголовно наказуемых методах „психиатрического лечения“, и теперь у него еще хватает наглости жаловаться на черную неблагодарность с моей стороны!»
Романо плотно сжал губы. Он едва сдерживал себя от того, чтобы не высказать все, что он думает на самом деле по этому поводу, но проснувшееся в нем желание изменить свою жизнь придало ему сил, и он снова улыбнулся и хладнокровно соврал:
