Заметив явный скептицизм во взгляде Белуджи, профессор поспешил вернуться к основной нити разговора и начал путано объяснять медиамагнату, в чем же заключается суть сенсации. В обычной манере, свойственной всем рассеянным ученым, он опускал некоторые важные моменты, которые казались ему само собой разумеющимися:
— Дело в том, что текст над «демоном» составлен на языке богов шумеро-аккадского пантеона. Высшие жрецы свято верили в это и хранили его от всех смертных. Поэтому они прекрасно понимали, что зайти внутрь гробницы, где спрятано от глаз людских тайное имя Шамаша и описание магического ритуала по продлению жизни, сможет не иначе, как только сам посланник богов.
— Если это не под силу простым смертным, то, может, действительно оставить эту затею и не тратить на нее время и средства впустую? — не без лукавства спросил медиамагнат.
— Не так все печально. Благодаря лорду Дэлтону мы знаем о существовании этой загадочной письменности, так что если я попаду внутрь, то думаю, что смогу прочитать имя Шамаша и «инструкцию» по проведению древнего ритуала.
— Вы полагаете, что сможете без труда освоить язык небожителей?
— Я не говорил, что без труда. Но я уверен, что в одной аккадской легенде, о которой часто упоминал профессор Оперт, идет речь именно об этом ритуале, при помощи которого жрецы продлевали как свои жизни, так и жизни царей. Впрочем, вы должны понимать, что два-три размытых упоминания в аккадском эпосе, конечно же, не могут являться доказательством реальности их проведения. Но к счастью для всех нас, директор музея — мой очень давний друг. Он передал мне кое-что, намекнув, что это может помочь в работе над загадкой, с которой к вам приехал этот араб.
С видом, как будто он предъявляет к оплате выигрышный лотерейный билет на 64 миллиона долларов под вспышки фотокамер папарацци, профессор вытянул из внутреннего кармана пиджака фотографию и передал ее Белуджи. Медиамагнат сразу понял, что держит в руках копию, сделанную со старого пожелтевшего оригинала. На ней был запечатлен обелиск, возле которого стоял сам лорд Дэлтон. Его рост едва доходил до верхней кромки камня, и если принять во внимание, что он был довольно высоким для своего времени человеком и прикрывал голову от палящего солнца пустыни шляпой в колониальном стиле, то нетрудно было сделать вывод, что приблизительная высота камня составляла около двух метров. Вся его лицевая сторона была тщательно отшлифована. На ней, по типу Розеттского камня,
[41] был вырезан текст, с той лишь разницей, что он был однородным, без перевода на другой древний язык.
— Это, конечно же, не оригинал, так что можете фотографию оставить у себя. В противном случае ей было бы уже более полутора века, и она бы, скорее всего, просто рассыпалась. Никто точно не знает, где именно Дэлтон сделал этот снимок. Нам лишь известно, что большая часть его людей, принимавших участие в третьей и последней экспедиции, снаряженной лордом в Междуречье, безвозвратно исчезла. А это, ни много ни мало, по тем временам, около сотни вооруженных до зубов солдат и офицеров Викторианской эпохи.
Заметив тень удивления на лице собеседника, профессор улыбнулся и подмигнул Белуджи, как будто они были старыми закадычными друзьями, и медиамагнат рассматривал не древнюю письменность, а звезд «Плейбоя»:
— Ну как, впечатляет? Вот что мы, шумерологи, имеем в виду, когда говорим — тайна. Это вам не какие-то египетские иероглифы, над которыми Шампильон попыхтел с десяток лет, но все-таки перевел.
— Как раз это меня и беспокоит больше всего. Разве кому-то под силу разобраться в этой абракадабре?
Профессор понял, что надо быстро отвлечь внимание потенциального спонсора от этого скользкого вопроса:
— Давайте вернемся к нашей легенде, и вам сразу все станет ясно. Далеко не каждый правитель удостаивался чести быть посвященным в тайну упомянутого мною ритуала. И только в том случае, если он дружил с головой и казнил своих подданных не ради самоутверждения, а с целью сохранения законности и порядка, жрецы позволяли ему пройти через этот обряд посвящения в долгожители. Ключевой фигурой в нем должен был быть некто, знающий оригинальное звучание достаточно сложного имени уже упомянутого мною бога Шамаша. Именно через этого человека и должно было снизойти с Небес благословение на всех участников ритуала.
— То есть, вы хотите сказать…
— Да-да, именно так, — перебил его Штейман. — Молодость, здоровье, а, возможно, и жизнь длиною в тысячу лет. Почему бы и нет? Откройте книгу Бытия и вы увидите, что даже в девятом поколении после Адама сын Еноха, некто Мафусаил, прожил 969 лет. А до него Йеред, в седьмом поколении, 962 года.
Маска скептицизма в сочетании с легкой оскоминой еще сильнее проявилась на лице медиамагната, и профессор теперь уже не на шутку испугался, что торговец-араб может ускользнуть из его цепких рук, так и не раскрыв месторасположение пещеры. Штейман знал, что у него изо рта несет, как из помойки из-за хронической формы пародонтоза, но выбора не было, надо было действовать. Приподнявшись на цыпочках, поскольку его рост едва дотягивал до ста шестидесяти сантиметров, он выкатил глаза, как шаман, нажравшийся мухоморов, и буквально прошипел Белуджи прямо в ухо:
— Эти двенадцать миллионов, которые торговец запросил за информацию, на самом деле — жалкие слезы по сравнению с реальной стоимостью тех перспектив, которые перед вами откроются!
Белуджи скривился от зловония, и профессор тут же отпрянул назад, вовремя уловив критическую точку, за которой могло последовать неприятие собеседника.
— Пока что, кроме ваших догадок, я не услышал ни одного убедительного аргумента, что внутри этой гробницы мы обнаружим нечто, имеющее хоть какое-то отношение к этому ритуалу, — возразил Джино.
Уловив, что ему все-таки удалось заинтересовать медиамагната, профессор пояснил:
— Эти ассирийские жрецы были дотошными буквоедами и, в отличие от первого блогера Геродота, которого хлебом не корми — дай что-нибудь приукрасить, писали только то, в чем были полностью уверены. По-другому тогда и быть не могло. Поэтому у меня нет никаких сомнений относительно правдивости этой надписи. Там внутри несомненно есть какой-то документ или, скорее всего, вырезанная на камне надпись, которая хранит тайну исцеления и долгожительства.
Белуджи скривил губы в недоумении:
— Не знаю, отдать двенадцать миллионов во время кризиса, да еще и евро, только за какие-то туманные полунамеки. Не буду ли я потом сам в собственных глазах выглядеть кретином? А если вдруг окажется, что и гробницы вовсе никакой нет. Ведь эту фотографию могли сделать, где угодно.
Схватив медиамагната за рукав костюма, стоимостью с хороший автомобиль среднего класса, профессор пошел в атаку.
