Чувство досады, оставшееся после беседы с Мартой, явно не способствовало творческому процессу. Майлз понимал, что сосредоточиться на книге у него сегодня не получится, пока не сотрется ее навязчивый голос, который вновь и вновь прокручивался в голове. Оставив дверь на балкон открытой, он прилег на софу. Не прошло и двадцати минут, как вновь раздался телефонный звонок. Не вставая с кровати, он поднес к уху трубку параллельного аппарата и на этот раз услышал голос отца Винетти:
— Я бы не стал вас беспокоить, но понтифик попросил меня. Он сказал, что вряд ли вы отдыхаете, поскольку Марта вас уже успела разбудить.
— Лучше бы я действительно спал, тогда бы я не выслушивал ее байки.
— Мне рассказал Его Святейшество в двух словах о ереси, которой она вас искушала.
— Да, вошла в роль великомученицы, но все это — пустая болтовня с целью обвести нас с вами и Папу вокруг пальца.
— Не так уж это и просто, иначе он бы не был Папой, — рассмеялся Винетти и добавил:
— В пять часов дня мы с понтификом совершаем ежедневную прогулку по саду. Он приглашает вас присоединиться к нам для обсуждения накопившихся вопросов. Не забывайте, что вы теперь его официальный советник, поэтому постарайтесь все-таки поспать пару часов, чтобы выглядеть не таким утомленным.
— Разве это так важно?
— Иначе он введет комендантский час, и после полуночи нас будут выкуривать из архива, как чертей ладаном, — пошутил падре и положил трубку.
* * *
Личная охрана Папы успела запомнить доктора Майлза в лицо и не препятствовала его свободному передвижению по резиденции. Однако Палардо все же решил лично сопроводить его, поскольку не раз наблюдал из комнаты видеонаблюдения, не в силах сдержать улыбку, за тем, как рассеянный ученый из Канады путался с поворотами, пытаясь найти выход из лабиринта коридоров Ватикана.
— Прошу вас, доктор Майлз, понтифик с отцом Винетти прогуливаются в другом конце сада, — пропустив его во внутренний двор, равный по размеру футбольному полю, сказал Антонио.
Даже в середине ноября вечнозеленые экзотические деревья выглядели цветущими. Аккуратно подстриженные пару месяцев назад высокие кусты самшита, растущие по бокам аллей, пустили молодые побеги, и теперь самые сильные из них выбивались из общего ряда. Шон решил не углубляться внутрь, а пройти по периметру вдоль арок, поддерживающих галерею второго этажа. Местные воробьи, распушив перья, заснули на ветке под лиловыми листьями декоративных деревьев, укрывшись от мелкого дождя, моросящего из «небесного пульверизатора». Белая кошка понтифика, низко прижавшись к земле, подкрадывалась к ним, как львица к буйволам в африканской саванне.
— Мы здесь, — выкрикнул отец Винетти из глубины сада, услышав звук его приближающихся шагов.
Шон свернул на боковую дорожку, выложенную тротуарной плиткой кирпичного цвета, и направился к высоким кипарисам, откуда шел голос падре. Викарий Иисуса Христа на Земле и хранитель архива о чем-то беседовали с новым камерарием — кардиналом Эммануэле Костанцо. Когда Майлз приблизился к ним на расстояние десяти метров, кардинал вежливо кивнул святым отцам и направился в его сторону. В то время как другие консервативно настроенные служители Ватикана относились к молодому ученому из Нового Света с опаской и явным оттенком недоверия, как придворные последнего русского царя к харизматичному Распутину, камерарий явно испытывал к нему симпатию. Он первым протянул руку, излучая искреннее уважение.
— Рад видеть вас, доктор Майлз. Как продвигается работа над новой книгой?
— Довольно медленно, но по-другому у меня не получается. Эзотерическая литература, в особенности если в ней идет речь о божественных тайнах, не может быстро вылетать из-под пера.
— Полностью согласен с вами. И какие же тайны вы хотите осветить в этот раз?
— Мистику Меркавы, — спокойно сказал Шон, как будто речь шла о рецепте протертого грибного супа.
Глаза кардинала округлились, а выражение его лица мгновенно стало серьезным.
— Но вы же знаете, что эта тема до сих пор считается запретной даже среди прогрессивных раввинов. Ведь еще ни один человек, пытавшийся сделать это до вас, больше года не прожил, написав первую строчку.
— Будем надеяться, что меня сия чаша минует.
— Очень даже может быть. Именно вас, в виде исключения, может, и минует, — задумавшись о чем-то своем, печально отвел взгляд в сторону кардинал.
— Что-то случилось?
— Мое положение в Ватикане обязывает меня хранить молчание. Но, я полагаю, что понтифик сам вам все расскажет. И все же, мой друг, я бы вам посоветовал быть осторожнее с этой темой, а главное — поменьше прилагательных, характеризующих Творца, и ссылок на неканонические тексты. Хотя если уж не вам, то кому вообще под силу написать такую книгу, — сказал кардинал Костанцо голосом, в котором Шон почувствовал горечь утраты близкого человека.
Оставив ученого в полном неведении, он удалился быстрым шагом. Доктор Майлз вежливо поздоровался со святыми отцами. По задумчивому выражению лица отца Винетти он понял, что произошло что-то серьезное. С тех пор, как Шон видел Папу последний раз две недели тому назад, он потерял не менее пяти килограммов веса. Серый цвет лица говорил о пошатнувшемся здоровье.
— Поздняя осень — далеко не самое лучшее время для организма, уставшего бороться с болезнями на старости лет. Восемьдесят — это уже не шестьдесят и даже не семьдесят. Многие вещи, кажущиеся сами собой разумеющимися, приходится выполнять, прилагая в два раза больше усилий, — прочитав мысли ученого, первым заговорил понтифик.
Подняв с земли упавшую ветку широко разросшегося можжевельника, он продолжил:
— Вот даже теперь, прежде чем наклониться за веткой, я согнул перед этим ноги в коленях и занес левую руку за спину, чтобы не потянуть поясницу, хотя редко когда делал это раньше. Старость — упрямая вещь, и ей наплевать, что вы думаете по этому поводу. Она неумолимо делает свое дело, потому что Бог наделил ее такой силой.
— Да… — протянул отец Винетти, — уж она точно заставит с собой смириться кого угодно.
Остановившись перед пышно разросшимся кустом роз, которые садовник по ночам начал укутывать в мешковину, понтифик проверил упругость бутонов. Не отрываясь от осмотра других растений, которые ему явно все нравились, Папа сказал:
— Вот и вас, доктор Майлз, Господь наделил силой. Вы можете воспринимать метафизические, необъяснимые явления и с их помощью влиять на окружающий мир.
— Я думаю, это ненадолго. Я еще молод и вовсе не намерен вести жизнь монаха-отшельника, а, стало быть, легко подвержен всяким искушениям, из-за которых человек быстро теряет расположение Господа.
Папа лишь улыбнулся и продолжил:
— Несмотря на ваши сомнения, Он возложил на вас огромную ответственность.
Шон насторожился, почувствовав, что его подготавливают к принятию какого-то решения. Он посмотрел на падре, но вместо теплого взгляда наставника, встретил взгляд дипломата, пытающегося склонить собеседника к компромиссу.
