– Не будь они евреями, террористы бы не стали угрожать им, – ответила Верена.
Мужчина зло махнул рукой.
– Мы будем действовать с тобой или без тебя, – выплюнул он. – Не забывай – если их взорвут, тебе тоже конец.
Когда мужчина ушел, Верена объяснила, что евреи, о которых идет речь, – это наши соседи, Фонд «Бесси Кантор» для поиска мира и взаимопонимания, некоммерческая организация, которая занимала таунхаус рядом с «Домом Каллиопы». Одна стена у обоих домов была общая, как и бывает почти со всеми таунхаусами. «Если их взорвут, тебе тоже конец». В течение многих лет фонд подвергался угрозам взрыва со стороны неизвестных террористов, которые утверждали, что «Бесси Кантор» была лишь прикрытием для «Моссада». Жильцы соседних домов и владельцы офисов хотели выселить участников фонда из-за неприятностей, вызванных угрозами теракта: эвакуация жильцов, постоянное присутствие полицейских в квартале, потенциальные массовые жертвы. Верена отказалась участвовать в кампании против фонда. «Сначала выселят евреев, потом за нас возьмутся», – сказала она.
Человек в ковбойской пижаме подошел к группке других соседей, и было ясно, что говорили они теперь о нас. Они смотрели и показывали пальцами – на группку женщин, сидящих на скамейках, как на отдаленном островке.
Мы были изгоями.
На рассвете нам, наконец, разрешили вернуться в дом. Другие женщины сразу же заползли в кровати, надеясь поспать еще час или два, я же отправилась прямиком на кухню. После того, как я покинула подземное убежище и перебралась в дом «наверху», большую часть своего времени я проводила на красной кухне. У Верены была удобная, хорошо устроенная и, главное, забитая продуктами кладовая, на которую я несколько дней совершала сумасшедшие набеги – поглощала еду в тени великанских джинсов Юлайлы Баптист. Я не только ела, но и готовила на всех обитательниц «Дома Каллиопы». Честно, я не могла вспомнить, когда я в последний раз чувствовала себя такой счастливой и беззаботной. Больше всего мне нравилось выпекать торты, хлеб и фруктовые пироги. Работа на кухне помогала мне расслабиться, восстановить силы, была моей трудотерапией. Меня успокаивали крупные ягоды, блестящие, как россыпь драгоценных камней, мне нравилось прокалывать яркий яичный желток вилкой и смазывать им тесто, я получала удовольствие, замешивая тесто и опуская руки в рыхлую белоснежную муку, мне нравилось вонзать нож в зеленое яблоко и нарезать фрукт тонкими, идеальными ломтиками. После того как я вернулась «из-под земли», я нашла свое «яблоко», после которого мне не нужен был доктор.
Всем, что я готовила, я угощала обитательниц и гостий «Дома Каллиопы», но и для себя оставляла достаточно. Я могла съесть полдюжины кексиков за раз, запив все это пакетом холодного молока. Слопать целый пирог с персиками и чашкой кофе и баллончиком взбитых сливок. Сколько бы я ни ела, я не чувствовала полного насыщения. В прошлом, если срывалась и переедала, я ругала себя и лишала почти всей еды. Так продолжалось много лет: диета-жор, диета-жор, диета-жор и так далее. Две извечные ступени, но на этот раз все было по-другому. Я не могла насытиться. Казалось, что голод за все десятилетия моих диет был закован в цепи где-то внутри меня, и сейчас эти цепи начали ржаветь, ломаться, опадать.
Тем утром, пока женщины еще спали, я готовила завтрак в лучах молодого рассвета. Я поставила в духовку лотарингские пироги и разогрела вафельницу. Я знать не знала об угрозах взрыва, но даже с этой информацией, с осознанием того, что нас в любую секунду могут разнести в пух и прах, я никогда не чувствовала себя в большей безопасности. «Дом Каллиопы» было полон израненными и травмированными женщинами, как и я. Некоторые шрамы были видны, некоторые скрывались глубоко внутри.
Только некоторые из нас жили в «Доме Каллиопы». Каждый день, около девяти утра, женщины, которые работали вместе с Вереной, прибывали в «Дом Каллиопы», делая его похожим на улей: наполняли деловитым суматошным жужжанием, шумом и энергией. Со мной в «Доме Каллиопы» кухня стала местом всеобщего сбора, теперь все ели мою домашнюю еду вместо еды навынос из кафе и доставок из ресторанов. Утро «бомбоугрозы» не стало исключением. Я достала из духовки горячие пироги, разложила по тарелкам высокие башенки вафель и разлила по кувшинам апельсиновый сок. Запахи заполнили дом, как чье-то теплое, нежное, любящее дыхание. Вскоре обитательницы дома стали высыпать из спален и дамских комнат на кухню. У меня появилась компания.
Руби первой наполнила тарелку. Я призналась ей, что испортила белое поплиновое платье, которое она перешила для меня во время третьего задания «Новой программы баптисток», но она сказала, что у нее остались выкройки и часть ткани, если я захочу еще одно. Следующей пришла Сана. Когда мы впервые встретились, я и не знала, как смотреть на ее лицо, но теперь я больше не замечала ее шрамов и ожогов. Это позволило мне разглядеть ее красоту, особенно прекрасные карие глаза с золотыми крапинками. Они были словно два блестящих сердолика. Пламя пощадило их.
Когда женщины расселись за столом, прибыла Марло с малышом Тексом.
– О, Плам снова готовит? – улыбнулась она и воодушевленно потерла ладони.
– Плам всегда готовит, – сказала я. Водружая блюдо с жареным беконом на стол, я краем глаза заметила татуировку Марло: «Женщины не хотят быть мной, мужчины не хотят меня». Наконец я поняла, что это значит.
– Выглядите уставшими, – сказала Марло. – Опять бомбы?
Утвердительным ответом ей стали посыпавшиеся со всех сторон стоны. Я решила, что нужно приготовить еще кофе. Пока мы ели, то говорили о сегодняшней угрозе взрыва, но потом перешли к гораздо более интересной теме: Дженнифер. Мы обсуждали Дженнифер каждый день. Выпуски утренних газет были разбросаны по всему дому. На телевизоре на кухне был включен новостной канал. Лита все еще не объявилась, что только усилило подозрения в том, что она сказала своей соседке правду: она знала, кто такая Дженнифер, она и вправду сделала что-то плохое. «Горячие новости» заключались в том, что Лита была замечена на Аляске. За день до этого ее видели в Сальвадоре, а до этого в Кентукки. Всякий раз, когда я видела ее лицо, расплющенное на газетной странице или вспыхивающее на экране телевизора, мое сердце пропускало глухой удар. Это казалось невозможным. И все же это было правдой.
– Все эти люди по-настоящему верили, что видели ее, – пробурчала Сана, откусывая приличный кусок от лотарингского пирога. – Какое-то массовое наваждение.
– Лита проникает в твою голову, и ее образ преследует тебя постоянно, – вставила я. Она сделала это со мной, а теперь и люди, узнавшие ее на экранах, бредят ей, думают, что видели. Женщины в «Доме Каллиопы» знали о моей истории с Литой, но я никогда не показывала им красный блокнот на пружинке. Только Джулия и Верена видели его, только Джулия и Верена читали записи. – Я пыталась дозвониться до Джулии вчера вечером, – сказала я, намазывая масло на вафлю. После того как покинула подземное убежище, я постоянно пыталась связаться с ней. – Она будто отрезала себя от внешнего мира.
– Неудивительно, – откликнулась Руби. – Вы только посмотрите на это.
