– Ты выходила из «Дома Каллиопы» после того, как покинула подземное убежище?
– Только во время «бомбоугрозы».
– Я думаю, тебе следует сходить куда-нибудь. Может, заглянешь в свою квартиру в Бруклине и перевезешь оттуда вещи?
Я до сих пор ходила в бежевых туниках и черных леггинсах, которых в достатке имелось в подземном убежище. Больше у меня ничего не было.
– Нет, не хочу туда возвращаться.
Я представила, как открываю дверь в квартиру. Я словно рак, которого вот-вот бросят в чан с кипящей водой. Если дверь в квартиру будет закрыта, мои несчастья навсегда останутся запечатанными там, внутри.
– Тогда просто сходи куда-нибудь и займись чем-то другим. Свежий воздух пойдет тебе на пользу, – предложила она. – Воспользуйся моим советом, хорошо? Я лицензированный социальный работник. А еще я мудрая.
Возможно, Сана была права. С тех пор как я поднялась наверх в «Дом Каллиопы», я оставалась в его утробе или в его лоне – дом Верены всегда навевал мне образы, связанные с женским телом, – но у двери солнечными волнами на этот пляж из красного песка накатывал огромный мир. Я не могла избегать его вечно.
Я втиснула стопы в потрепанные черные балетки и распахнула парадную дверь «Дома Каллиопы». Снаружи был свежий воздух, солнце и люди, которые пялились на меня. Мир не изменился, изменилась я.
Мимо пронесся автобус с изображением груди на борту.
Мне, может быть, и нужен был свежий воздух, но еще мне необходима была одежда. По Шестой авеню проезжало такси, и я остановила его. На Манхэттене в нескольких сетевых магазинах продавалась одежда моего размера, и я направила водителя к ближайшему. Внутри этого похожего на коробку магазинчика большинство толстых женщин выглядели хмурыми, но смирившимися с тем, что их сослали на этот аванпост мира моды. Я не хотела поддаваться их унынию, не хотела втягивать в себя их негативную энергию. Я сразу же прошла мимо вешалок с длинными черными платьями, этими обволакивающими черными саванами, которые я всегда носила подобно мантии-невидимке. Я не буду покупать много одежды. Я похудела в подземном убежище, но с тех пор ела без остановки; я понятия не имела, на сколько меня разнесет. Руби ловко обращалась со швейной машинкой, но даже она не умела творить чудеса.
По магазину ходила продавец-консультант, полная женщина с такими жидкими волосами, что они едва прикрывали кожу ее головы. На ней были очки в желтой оправе и короткое платье цвета авокадо, обнажавшее ее мускулистые коричневые ноги. На ногах у нее были растяжки, как будто чьи-то когти поцарапали плоть и оставили шрамы, но она и не пыталась скрыть их колготками. На ее сандалиях пестрели крошечные разноцветные бусинки. По женщине сразу было видно, что она в гармонии со своим телом.
– Можете мне помочь? – попросила я ее. – Я не знаю, с чего начать.
Отказавшись от длинных плащей дементоров, я совершенно растерялась. До Марло и Руби у меня никогда не было толстых друзей, не было примеров для подражания в одежде. Единственными толстыми женщинами, которых я знала, были «баптистки» и «худые дозорные», но они, как и я, ходили в бессменном черном и не покупали иной одежды. Они не рассматривали упитанность как постоянное состояние, независимо от того, как долго они были толстыми. Они просто делали вынужденную остановку в Толстом Городе по пути в Худой Мегаполис. Я знала, как они мыслят. Я была одной из них.
Продавщица по имени Дезире очень хотела мне помочь.
– Какой гардероб у вас дома? С чем нам работать?
– Ни с чем. У меня ничего нет. Я чистый лист. Tabula rasa
[29].
Дезире пригласила меня в примерочную и стала предлагать наряды. Первым было красное с белыми вставками платье до колен, с поясом на талии. Сама бы я никогда не выбрала такое. Примерив его, я почему-то вспомнила о Джанин. Я провела, наверное, всего лишь двадцать минут в ее обществе, но спустя двенадцать лет образ этой ярко одетой изгнанницы из баптистской клиники возник в моей памяти; свет, заключенный в кинопленке.
Я пригласила Дезире в примерочную, и она встала рядом, обе мы смотрели на мое отражение в зеркале.
– Потрясающее платье. Вам очень идет, – сказала она.
Я не была так уверена. Я видела голые белые ноги, выпуклые колени, горбыли икр. Я никогда не выставляла это на обозрение. Все это было открыто, лишь когда я ходила по дому в ночнушке, но в ней меня никто не видел. Я могла бы носить колготки вместе с этим платьем, но это мало что изменило бы. Ноги-то все еще оставались, огромные и неустранимые.
– Я подумаю об этом, – сказала я Дезире.
Следующими она принесла мне разноцветные брюки на выбор. Без всяких там эластичных вставок. Не помню, когда я последний раз надевала одежду, которая не растягивается. Ткань этих брюк даже по-другому ощущалась кожей. Я почувствовала, что мое тело имеет границы. Я бы надела эти брюки с мешковатыми свитерами, которые можно было бы натянуть на живот, но Дезире принесла мне приталенные блузки – коралловую с деревянными пуговками и бирюзовую с пояском. Это были такие же яркие цвета, какие я покупала для Алисии, только теперь они предназначались Плам.
Дезире оставила меня одну в примерочной, и я смотрела на себя, оглядывала новый образ со всех сторон – брюки цвета хаки, коралловая блузка. Единственный раз, когда я одевалась подобным образом, был в те сумасшедшие делириозные дни свиданий вслепую. Я пыталась решить, нравится мне одежда или нет, не думая о том, что увидят другие люди, когда будут смотреть на меня. Алисия хотела их одобрения, но Плам – нет.
В голове моей обитала призрачная женщина, с которой я постоянно сравнивала себя, и мне пришлось собрать все силы, чтобы выгнать ее из примерочной. И из головы. Когда она ушла, я взглянула на свое тело: тело, которое поддерживало во мне жизнь почти тридцать лет без каких-либо серьезных проблем со здоровьем, тело, которое несло меня туда, куда мне нужно было идти, тело, которое защищало меня. Я никогда не ценила и не любила тело, которое так много сделало для меня. Мое тело было моим злейшим врагом, я воспринимала его как клетку, которая не позволяет настоящей мне вырваться наружу. Но оно не было тюрьмой. Тело принадлежало мне. Тело было мной. «Это моя настоящая жизнь, я уже живу ей». Я сняла одежду и стояла голой перед зеркалами, поворачиваясь так и сяк. Я была круглой, пухленькой, милой. Раньше я не видела себя такой. Горошины, жемчуг, ягоды, сливы…
Я сказала Дезире, что возьму красное платье, брюки и блузки. На полках я заприметила юбку со сборками цвета золотистых пшеничных колосьев, которая мне безумно понравилась, и я взяла ее вместе с еще тремя платьями до колен – темно-коричневым с фиолетовыми звездочками, изумрудным и белым, подол и вырез которого были расшиты ярко-красными маками. Я купила и другие необходимые вещи: колготки и нижнее белье, спортивные штаны и футболки, чтобы носить по дому. Я также порадовала себя новой сумкой.