– Это идея отдела кадров, – сказала она. – Как видишь, стол моего ассистента едва помещается в коридоре. Нам не хватает рабочего пространства.
Идея работать на дому делала для меня эту должность привлекательной, но я сказала, что мне нужно подумать. Я не очень-то хороша в раздаче советов, да и не была уверена, что обладаю нужными навыками для этой работы. Китти, видимо, полагала, что мое «подумать» – не более чем попытка набить себе цену, так что она принялась заваливать меня цветами, сердечными письмами и даже прислала через курьера шикарную ароматическую свечу. Прежде никто не хотел так заполучить меня. Ощущение было слегка пьянящим. Я сдалась.
Три года прошло с тех пор, как я взялась за эту работу. Три года сообщений в кофейне. Я приехала на свою ежемесячную встречу с Китти, выйдя из лифта на тридцатом этаже, где меня встретили гигантские плакаты-обложки Daisy Chain, развешанные там, возможно, для запугивания врагов, совсем как здания и памятники в Вашингтоне, округ Колумбия. По привычке я опустилась на диван в форме губ у входа в кабинет Китти и принялась ждать. Наши встречи редко длились больше десяти минут, но каждый раз я просиживала в Остен-тауэр не менее двух часов, спасибо адскому графику Китти. Я бы могла и по телефону ей все рассказать, но Китти всегда настаивала на личной встрече.
Пока я ждала, ассистент Китти, Эладио, рубился на компьютере в игру. Когда я приехала к Китти в первый раз, Эладио отвел меня в огромный конференц-зал с панорамными окнами и указал вниз на крошечных людей, суетящихся под нашими ногами.
– Вот что я люблю в своей работе, – ухмыльнулся он. – Могу смотреть на всех свысока.
Он был единственным мужчиной в штате из двадцати одной белой женщины; он также был латиноамериканцем и геем, такое к-к-комбо. Однажды он сказал мне, что в определенное время месяца он становится раздражительным и капризным, склонным к вспышкам неспровоцированной ярости, ровно в то же время, когда к его коллегам в офисе приходят «эти дни». «По ошибке природы скачу на гормональных американских горках» – как он это называл. Он держал на столе коробку из-под «Мидола ПМС», но, насколько мне известно, внутри там были мармеладки. Китти как-то поделилась с читательницами в колонке, что циклы обитательниц офиса постоянно совпадали. Она утверждала, что в такие дни «массового кровопролития» мусорные ведра в дамской комнате были заполнены до отказа.
Пока я ждала Китти, я успела пролистать свежий номер Daisy Chain, проверяя выходные данные. А там – мое имя, напечатанное более миллиона раз и распространенное по всей Северной Америке. «Специальная помощница главного редактора: Алисия Кеттл». Да, мое настоящее имя – Алисия, но никто никогда не называет меня так.
Наконец, в поле зрения появилась Китти. Выглядя совершенно загруженной, она как стрела ринулась в кабинет, сбросив на стол кипы журналов и папок, успев на ходу сказать: «Плам, заходи».
На ней были черные брюки и укороченная футболка, которая оголяла плоский животик. В пупке блестел красный камешек, подобно ошибочно расположенному бинди. Я села напротив, пока она лихорадочно наводила порядок на столе.
– Дай мне еще минутку, – сказала она, внимательно изучая зеленую клейкую записку.
Вертолет завис напротив ее окна, большой и черный, как гигантская муха. Я закрыла глаза. В Остен-тауэр я всегда чувствовала себя неуютно, иногда у меня даже кружилась голова и к горлу подступала тошнота. Мне не нравилось находиться на таком огромном расстоянии от земли, подвешенной в воздухе, между пластами стали, стекла и бетона. С закрытыми глазами я представляла, как пол у меня под ногами растворяется, плавно опуская меня вниз, на землю.
– Плам? – Китти стояла за своим столом и смотрела на меня, в замешательстве приподняв одну бровь. Она являла собой завораживающее, гипнотическое зрелище, на которое лучше смотреть издалека. Яркий солнечный свет, струящийся сквозь огромные окна, окутывал ее силуэт, опалял ярко-рыжие кудри, похожие на шипящих змей на голове Медузы-горгоны. Мне пришлось невольно зажмуриться; казалось, я галлюцинирую или смотрю на книжную иллюстрацию в стиле макабр, что-то нарисованное Эдвардом Гори.
Китти начала болтать о сентябрьском выпуске, вываливая на меня информацию о статьях, колонках и модных разворотах. Тема номера была «Снова в школу!», самый объемный выпуск за год. Она всегда делилась со мной этими подробностями, хотя ни одна из моих работ так и не появлялась в журнале. Я предлагала ей идеи для статей, надеясь начать карьеру журналиста, но Китти никогда не поручала мне ничего.
Когда, наконец, пришло время обсудить ее переписку, она уселась за свой стол в полной готовности делать заметки. Я в общих чертах нарисовала для нее «картину месяца». Я не вела никаких официальных записей, просто рассказывала ей общее содержание писем.
– Много мазохисток.
– Мазохистки, – повторила за мной Китти, чирикая что-то в своем блокноте.
– Булимичек.
– Булимички. – Китти снова что-то записала и кивнула мне, чтобы я продолжала.
– Замешательство относительно женской анатомии.
Китти взмахнула рукой, будто отгоняла мои слова, как жужжащую над ухом пчелу.
– С этим я ничего не могу поделать, – вздохнула она. – Те родительские группы сказали, что подадут на нас в суд, если мы еще раз используем в журнале слово «влагалище». Придется просто избегать его. Что, конечно, затрудняет написание статей о тампонах. Я только что вспомнила. – Китти резко откинулась на спинку стула, как будто ее ударило молнией. – Эвфемизмы – вот что нам нужно! – воскликнула она и посмотрела туда, где в дверном проеме виднелся стол Эладио.
– Придумай эвфемизмы для влагалища, – крикнула она ему.
– Ножны? – оживился Эладио.
– Нет, ничего сексуального. Какие-нибудь медицинские термины. Составь список и отправь автору тампонной статьи. Скажи, ей нельзя писать «влагалище». И перешли список Плам, на случай если она тоже захочет что-нибудь из этого использовать.
Сложно было поверить, что все мы занимались настоящей работой, за которую платили. Позже обязательно расскажу об этом Кармен.
Китти повернулась ко мне.
– Хорошо, хоть с этим разобрались, – выдохнула она, хотя я не закончила просматривать воображаемый список. – Говоря между нами, я понимаю, что многие части журнала совершенно дурацкие, но наши читательницы – реальные девочки с реальными проблемами. Я искренне верю, что мы можем помочь им. Мне нравится думать, что работа, которую мы с тобой делаем, – это анекдот ко всем кошмарам этого мира. Стой, я имела в виду антидот.
Услышав подобное сравнение, я представила себе следы от укуса на лодыжке девочки, будто змеиные клыки глубоко проникли в ее плоть. Плоть, воссозданную словами Китти. Она всегда говорила о «девочках» как о реальных, настоящих людях, в то время как для меня они были не более чем армией настойчивых, надоедливых муравьев.
– Я всегда говорила: «Плам – наша связь с девочками». Твоя работа так же важна, как и работа всех здесь, хотя ее результаты и не публикуют на страницах журнала. – Она продолжала самозабвенно щебетать еще секунд тридцать. Слова лились, как река патоки. – Так, мы должны еще кое-что обсудить, а потом я тебя отпущу, – сказала она. – Для предстоящего выпуска наши сотрудники тестируют всяческие штуки для ухода за собой. Бритвы, дезодоранты, блески для губ, лаки для волос, все такое. Потом мы расскажем девочкам, что лучше всего работает. Я и тебя хочу включить.
