Прощай, награда.
– Блин, – сказал он, – я только что ударил тебя в сиськи?
Да, но я не собиралась признавать этот факт.
– Не волнуйся, – услышала я собственный голос. Мои глаза по-прежнему были прикованы к костру.
– Ты в порядке? Уверена? Тебе не больно? – Его голос был полон подобострастного сожаления, как будто он только что переехал моего щенка, но на самом деле тревожился Пит исключительно из-за Руби.
Руби, которая убила бы его, лишь подумав, что он мог бы обидеть меня, и плевать ей на все, что между ними было. Руби, которая примотала бы его скотчем к дереву, спустила бы штаны к лодыжкам и оставила бы на растерзание лесным существам. Енотам и скунсам, черным медведям, обитавшим в горах, и другим животным с острыми когтями и пропитанными бешенством зубами, которые выходят только по ночам.
Пит, должно быть, все это понимал. И готова поспорить, решил, что если переманит меня на свою сторону, то получит второй шанс с Руби. Так было всегда: все они считали, что путь к сердцу Руби лежит через ее маленькую сестру – вот как я получила свой самый первый iPod. Но ни разу в жизни не замолвила словечка ни за одного из ее поклонников. Это все равно бы не сработало. В сердце Руби место было только для меня одной.
Я поняла, что Пит наблюдал за мной.
– Ты так сильно похожа на нее… особенно с такой прической, – сказал он. Ему не следовало этого говорить, мы оба это понимали, и Пит по-быстрому сменил тему: – Джона ее не заслуживает, понимаешь? И как только ему так повезло?
Тогда я впервые услышала про Джону. Очевидно, у моей сестры появился новый бойфренд.
Пит с хмурым видом продолжал говорить:
– Только успел переехать в наш город, так сразу же прибрал к рукам мою девочку, и… – Он резко умолк. – Не говори ей, что я назвал ее «моей» девочкой. Я знаю, что это не так.
Я пожала плечами.
– Она ничья.
Пит не стал спорить. Я снова перевела взгляд на костер. На девушку рядом с ним. На Лондон.
– Ты видишь ее? – спросила я у Пита. Руби не было, чтобы запретить мне. Она сама ушла.
Костер был построен из ветвей деревьев, выставленных пирамидой над горячим пламенем, которым рано или поздно суждено было рухнуть. Вокруг него собрался народ. Я узнала кое-кого с того времени, когда еще жила в городке до лета после восьмого класса и начала старшей школы.
Имена всплывали, выскакивали в памяти. Дэмиен такой-то. Аша такая-то. Ванесса как-ее-там. Эллисон и Элисон. Кэт и Кейт. И конечно, Лондон Хейз.
Я указала на нее пальцем, чтобы не произносить имя вслух.
– Вон ту, с полосками.
Полоски на ее рукавах были горизонтальными, черно-белыми. Как на тюремных робах.
Пит выгнул шею, чтобы присмотреться.
– Та девчонка по имени Лондон? Ну да… а что с ней?
– Ты видишь ее?
– Э-э-э, да.
– Ты видишь ее? Скажи мне, что видишь.
– Елы-палы, я только что сказал, что вижу ее. Вот она.
Пит по-прежнему стоял. Надо мной разговаривала его голова. На ней возвышались холмы гравия, словно горы блестящего черного угля. А над ними вздымались настоящие горы, Катскилл, нечеткие и мерцающие в ночи, словно помехи на экране телевизора.
На этом месте была строительная площадка. Здесь планировали что-то построить, именно на этом участке гравия, где я сидела; были готовы чертежи и рассчитаны размеры комнат, намечены дороги. Здесь, в ночи, я ощущала, что могло бы быть тут. Стены, полы и окна обретали форму, опускалась крыша, автоматические двери автоматически закрывались.
Может, предполагалось, что тут будет какой-нибудь огромный магазин типа «Таргет». Или отель типа «Рэдиссон».
Это место существовало в каком-то другом временном отрезке, где Лондон лежала в своем гробу. Сосредоточившись, я могла почувствовать, как меня топчут ногами, как люди в этой другой реальности ходят по этому самому месту, не догадываясь, насколько они близки к тому, чтобы стать ничем. Женщина вонзала каблуки в мою печень. Дети катались по асфальтовой дороге, выделывая трюки на бордюрах. Мужчина вез свой чемодан по моим ребрам. Их жизни бросили в крематорий, чтобы у меня была моя.
Пит наклонился ко мне. Он собирался что-то сказать, но я не могла сконцентрироваться.
Там, вдали, смех. Там, вдали, музыка. Там, вдали, огонь, свет и все, что я оставила, переехав в Пенсильванию. Я могла бы пойти на свет, на смех, на музыку – могла бы отыскать Руби, и все стало бы хорошо. Но вдруг, повернувшись, я все равно увидела бы Лондон? Что тогда?
Может, она вот-вот рассыплется на части? Может, я досчитаю до десяти, посмотрю на костер и увижу, как порыв воздуха превращает ее в туман? Или моргну и увижу, что на том самом месте, где были ее кости, вытягиваются стволы деревьев?
Потому что девочки не могут возвращаться из мертвых. Ни здесь и нигде. В любую секунду мы могли увидеть, как…
Пит наклонился ко мне уже совсем близко, его холодная влажная рука схватила меня за коленку. Неуклюже толкнув ее, он спросил:
– Серьезно, ребенок, с тобой все нормально?
– Ты нарываешься на неприятности, Пит, – произнес чей-то голос. Голос девушки. Она подошла к нам, и отражения от полосок на ее одежде в свете костра запрыгали по всей ее коже.
– Ты же знаешь, что это сестра Руби, да? – спросила Лондон, и потом добавила: – Как дела, Хлоя?
Я ничего не ответила. Потому что это шок, когда мертвая девчонка произносит твое имя. Как будто в тебя бросили кирпичом, и он разбил окно твоей спальни.
Свет шел из-за ее спины, оставляя лицо в тени.
– Помочь тебе подняться? – спросила Лондон, вытянув руку и помахав ладонью перед моим лицом. Так близко, что я могла сосчитать все пять ногтей на ее пальцах. Я видела их даже в темноте.
Наши взгляды встретились. (Ее глаза смотрели на половинку луны.)
Она криво улыбнулась. (Из ее губ словно выкачали весь цвет.)
Я отвела глаза.
– Не прикасайся ко мне, – услышала я собственный голос. – Со мной все в порядке.
– Ты не выглядишь так, как будто с тобой все в порядке, – сказала она.
«А ты не выглядишь мертвой», – не сказала я.
– Пусть она тебе поможет, – сказал Пит.
Значит, он тоже видел и слышал ее.
Рука по-прежнему маячила перед моим лицом, шевеля пальцами. Ее ногти были выкрашены в разные цвета. Три были черными, как если бы их оставили гнить в земле. Но еще три были покрашены в мадженту. А остальные – в желтый. Как будто их красили наугад.
Я схватилась за ее руку. Ее теплую, живую руку. Она схватилась за меня. Воздух не хлестнул по коже, как если бы моя рука прошла сквозь ее; я не упала лицом на гравий и не лежала, выплевывая камешки. Мои пальцы определенно за что-то держались. И оно, используя свой вес, помогло мне подняться.
