Руби равнодушно махнула рукой.
– У сестер не было ничего, кроме их дома в Олив. И когда в город пригнали бульдозеры, этот дом должны были снести вместе с остальными. Думали, что девочки не станут сопротивляться – пусть даже у них никого не осталось и им некуда было идти. Но старшая сестра считала иначе. – Руби улыбнулась, потому что хотела, чтобы я сама сказала это.
– Они не стали уезжать?
– Нет, она отказалась. Они с младшей сестрой остались. – От волнения у нее даже запылали щеки. – Эти девочки были среди тех, кто остался до самого конца, Хло.
– Откуда ты все это знаешь? – спросила я. – Ты где-то об этом читала?
– Хм? – отрешенно произнесла Руби. – Мы бы тоже не стали уезжать. Оставались бы на месте до последнего дня, до тех пор, пока они не закончили бы строить дамбу, до тех пор, пока не умолкли бы все машины, а рабочих не отправили бы туда, откуда они явились. До тех пор, пока не пришло бы время.
– Время для чего?
– Время для затопления, Хло. Время для того, чтобы забрать все, что у нас было.
– И что бы мы делали? – почти прошептала я, но сестра все равно услышала меня.
Я уже не знала, про кого она рассказывает – то ли про тех двух сестер Уинчелл, про старшую из них, которая знала, что делать, или про младшую, которая слушала старшую, то ли про нас… Реальных или вымышленных, живых или мертвых, занесенных в учебники по истории или выдуманных, растерянных, нас четверых унесло волной.
– А ты сама как думаешь? Что бы мы делали? – сказала Руби. – Мы взобрались бы на самый верх дома. И ждали бы, как ждали те две девочки. Старшая сестра затащила наверх младшую, они взобрались на трубу и ждали. Дамбу открыли, но они не знали, как высоко поднимается вода – не было никаких предупреждающих линий на стволе дерева, ничего такого. Да и все деревья срубили.
Но до того, как пришла вода, был этот звук, такой громкий, что его слышно было на мили. И это было единственным настоящим предупреждением: последний шанс, убегайте, пока можете… Знаешь, на что он был похож?
Сестра сложила губы трубочкой и то ли взвизгнула, то ли зашипела. Как будто у какого-то инструмента забились все отверстия и от напора звука он лопнул. Ужасный, неприятный звук. Руби – многие этого не знали, а иначе попросту старались не замечать – была напрочь лишена музыкального слуха.
– Паровой свисток, – объяснила она. – Но представь, как он свистел снова и снова – на протяжении часа. Целый час, чтобы у людей было время уйти. Но потом звук затих, и несколько секунд стояла такая тишина, что слышно было лишь как чирикали на деревьях птицы… ну, знаешь, конечно, если бы только они не выжгли лес и не убили всех птиц. Паровой свисток умолк. И хлынул поток воды. А что было потом, мы с тобой прекрасно знаем.
– А те девочки? – спросила я.
Она перевела взгляд на воду, и я за ней. Это и был ее ответ.
– Значит, после всего этого старшая сестра потеряла младшую, – сказала я. – Разве нет?
– В смысле? – непонимающе спросила Руби. – Ты меня не слушала?
Конечно, слушала. Я пыталась услышать – и понять.
Я снова повернулась к водохранилищу и взглянула на его спокойную, ровную гладь. По коже пробежали мурашки. Никто не подумал бы, что там, внизу, есть что-то живое, даже рыба. Но мы-то с сестрой знали.
Я взглянула на Руби, в ее лице что-то изменилось. Щеки алели, губы покраснели без всякой помады, глаза стали зелеными, как листва на деревьях – но то было лишь на поверхности. Она не позволяла мне увидеть, что скрывалось под этой маской.
Это было как-то связано с водохранилищем, я была уверена на все сто. И с Олив.
– Зачем ты рассказываешь мне это, Руби?
– Я просто хотела, чтобы ты знала, – с невинным видом ответила она.
– Какое отношение к нам имеет вся эта история с Олив?
Сестра открыла рот. И тут же закрыла, потому что снизу, со стороны двора, до нас донеслись голоса. Джона вернулся, вместе с Лондон.
Руби подошла к самому краю «вдовьей площадки» и, перегнувшись через перила, крикнула:
– Вы поменяли колесо?
Они что-то ответили ей, и она повернулась ко мне.
Руби забыла захватить с собой солнечные очки и поэтому смотрела на меня, прикрывая глаза рукой. Так она видела меня всю, а вот я ее – нет.
– Лон говорит, что собирается в город, чтобы потусоваться со своими подружками, теми девчонками, не помню, как их зовут, – сказала Руби. – Она спрашивает, не хочешь ли ты тоже поехать.
– Я?
– Да, ты. Она приглашает тебя.
– Это ты ее попросила?
Сестра не ответила.
– Наверное, тебе следует поехать. Я уже говорила, – она постучала себя по голове, – у меня начинается мигрень.
Руби убрала руку от глаз и слабо улыбнулась. Когда солнечный свет полностью осветил ее лицо, вид у нее и правда был какой-то больной, что странно: совсем недавно она выглядела почти самим совершенством.
– Уверена?
– Да-да.
Мне не очень верилось в ее историю с головной болью. Она продолжала поглядывать на водохранилище, как будто ей нужно было решить с ним какие-то вопросы. Но для этого ей нужно было избавиться от меня.
Руби прислонилась к перилам.
– Кто еще там будет? – крикнула она Лондон.
Я услышала, как та быстро назвала несколько имен. Ванесса, Аша и то ли Кэт, то ли Кейт.
– Ладно, хорошо, – сказала Руби.
Я уже сделала шаг в сторону лестницы, чтобы спуститься к Лондон, но сестра еще не закончила.
– Хло, можешь кое-что сделать для меня? Присматривай за ней, ладно?
– Зачем? – Но я не собиралась рассказывать ей о том, что видела в бассейне. Она наверняка не поверила бы мне. Да и кто бы поверил?
– Потому что я тебя прошу, – ответила сестра.
– Ладно, – согласилась я, перекидывая ногу в оконный проем. – Я присмотрю за ней. Ты точно хочешь, чтобы я поехала?
Я медлила, застыв на подоконнике, зная, что не стану спорить, если она позовет меня обратно.
– Да, точно. О, погоди. Еще кое-что вспомнила. Оставайтесь в городе, и ты, и Лондон. Больше никуда ни ногой. Обещай мне.
– Обещаю. – Я перекинула через подоконник вторую ногу. Она не позвала меня обратно. – Ты же не собираешься оставаться здесь? Раз у тебя мигрень?
Руби пожала плечами.
– Мне здесь нравится. Наверное, я так и буду тут сидеть, когда ты вернешься. – Чтобы доказать мне, она разложила шезлонг, растянулась на нем, как будто не собиралась садиться сразу же, как я только уйду.
Но я по-прежнему чувствовала, как она наблюдает за мной, когда балансировала на досках в коридоре и спускалась по ступенькам. Я была уверена, что ей хочется окликнуть меня, забрать свои слова обратно: не говорить мне ехать вместе – кто бы мог подумать! – с Лондон, не отвлекать меня историями о водохранилище, не выдумывать новую о той девчонке Уинчелл и ее младшей сестре… Но она не позвала меня, и, только оказавшись на пассажирском сиденье машины родителей Лондон, с опущенными стеклами, в которые залетал ветер и раздувал мои волосы, я поняла, что с тех пор, как вернулась домой, впервые оказалась без Руби.
