Какая разница, если Люка нет. И Енси нет…
Ее жизнь снова станет тихой и пустой. До жути пустой, как после гибели братьев. Она уже не будет летать, у нее не осталось драконов. У нее не осталось почти ничего любимого и дорогого. Только отец. Только семья Люка и, может быть…
Может быть, Облак действительно уцелел.
Проход оказался узким глубоким ущельем, спрятанным за каменными воротами. Теперь серые громадные створки, ровно обтесанные и покрытые специальным раствором, делающим их невидимыми среди скал, оказались распахнутыми. Из них торопливо выходили длинные вереницы людей, просто вытекали горестными реками. Люди торопились, спотыкались. Рыдали, кричали, стенали. Уцелевшие поддерживали раненых, женщины несли и вели немногочисленных детей.
Им помогали солдаты, направляли к белым развалинам – остаткам Бен-А-Элси. Людей было столько, что отец, остановившись, проговорил:
– Мы не сможем попасть в Город, нас сметет людской поток. Кажется, они все пытаются покинуть Город.
Стоя на небольшом пригорке, Мэй видела, что жители торопились, спешили. Буквально подталкивали друг друга, пытаясь выбраться. Значит, в Городе действительно страшно.
Мэй почувствовала, как качнулся на груди Третий Ключ, и вытащила его. Зажала в кулаке, подумала, что кулон стал прохладным. Дернула, срывая со шнурка. Протянула отцу со словами:
– Вот с этой штуки все началось.
На кулоне уже не было никаких изображений. Ни птицы, не девчачьих лиц и фигур. Металл стал сине-черным, пустым и Живым, и лишь изредка выпускал из самой глубины крохотные голубые искры, которые разрастались, расцветали причудливыми цветами и тут же исчезали в полной черноте.
Плата внутри кулона отключилась, и металл, оказавшись свободным от программ и задач, зажил своей собственной жизнью. Стал красивым и загадочным. Холодным и гладким.
Отец протянул руку, взял Третий Ключ, взвесил на ладони, после вернул Мэй.
– Пусть будет пока у тебя. Не показывай его в Городе. Мэй только кивнула и сунула ключ в карман штанов.
Возможно, и стоит сохранить хоть какую-то память о Люке и Енси. Только от одного взгляда на черную поверхность сердце разваливается на маленькие кусочки.
– Пойдем, нам все равно нужно в Город. У них наверняка остались запасы еды и воды. Чтобы добраться до Камлюков, нам нужно и то и другое. И еще желательно пангус. Чтобы долететь.
И отец зашагал вперед. Спустился с пригорка, смешался с толпой. Мэй торопилась за ним. Мыслей в голове не было – никаких. По большому счету теперь уже было все равно – вернутся они в Камлюки или нет. Семья Люка без драконов обречена на голод и нищету. Мьёки умрут без воды и без травы. Да и Еника с детьми без воды недолго протянет.
Видимо, отец думал о том же, потому что рвался вперед очень энергично. На него не обращали внимания, только толкали и напирали. Но протиснуться в ворота все же удалось, боком, прижимаясь к отвесной скале и обдирая руки о шероховатые стены. Отводя взор от покрытых копотью и залитых слезами лиц, Мэй царапалась плечами о скалу, спотыкалась и с трудом давила в себе желание просто сесть здесь, посреди дороги, и умереть.
Но отец крепко держал ее за руку, так крепко, что ладонь его казалась горячей и жесткой, и временами становилось больно от его хватки. Боль эта немного возвращала к действительности, рождала хоть какие-то ощущения. Потому что горе окатывало, словно черный дым, принесенный порывами ветра. Накрывало, выворачивало наизнанку душу. И хотелось не думать вовсе. Уснуть, умереть, исчезнуть.
Длинное ущелье, служащее проходом в Город, резко сузилось и короткой горловиной вывело на большую площадку, мощенную камнем. От нее отходили ряды домов, жавшиеся к стенам. Верхние этажи горели, закрывая небо тяжелой дымной завесой, возле входных дверей стояли ополченцы с оружием, хлопотали медики в специальных оранжевых комбинезонах. Тушить огонь уже никто не пытался.
Дальше долина Города уходила вниз огромным котлованом, и пылающие в ее середине крыши промышленных зданий наполняли воздух едкой гарью, пеплом и жаром. Дышать в Городе было невозможно, и теперь Мэй поняла, почему так спешно уводили людей. Тут можно было просто задохнуться от дыма.
Отец кинулся к одному из ополченцев, коротко сказал ему что-то, и тот выдал Гайношу флягу.
– Нам нужна вода, если хотим найти Люка, – сказал отец.
Мэй подняла глаза и одними губами спросила:
– Зачем?
– Не верю я, что Люк погиб. Не зря к нему полетел Об-лак. В любом случае мы себе не простим, что оставили его задыхаться в дыму, вместо того чтобы помочь. Давай, Мэй, приходи в себя! Не думал я, что Владеющая Драконами окажется такой рохлей. Зови Облака! Этот зверь должен знать, где найти Люка.
И тут Мэй осенило.
Ну конечно же! Облак мог замедлить падение, прикрыть собой! Вдруг Люк действительно жив?
– Облак! – заорала Мэй изо всех сил. – Облак!
Ее голос тонул в людском гомоне и в шуме пожара. Но если дракончик где-то рядом, он услышит, он умеет отличать голос хозяйки от остальных голосов. Должен уметь.
– Облак! – Мэй бросилась вперед, к впадине, к эпицентру пожара, хватаясь за призрачную надежду с хваткой утопающего.
Отец молча следовал за ней.
2
Ограда спуска уцелела вся. Засыпанная мусором и пеплом, она доставала Мэй до пояса, и на каждой каменной плитке проглядывал замысловатый знак Первого Города. На спуске их первый раз окликнул ополченец. Лохматый, с разбитым лбом и кое-как перевязанной правой кистью, он был совсем молодым, может, на пару лет старше Мэй. Голубые глазищи его сверкали, ярко выделяясь на пыльном и грязном лице.
– Не ходите туда, тем более с девочкой. – Он кивнул на Мэй. – Ей не стоит этого видеть, – проговорил он, и смертельная усталость в его голосе заставила Мэй вздрогнуть.
– Там нужна помощь, а мы умеем это делать, – резко ответил отец, не останавливаясь.
Ополченец было перекрыл дорогу длинным жезлом, который в обычное время служил для управления пангусами, но, видя уверенность незнакомого ему мужчины, пожал плечами и буркнул:
– Ладно уж, проходите. Но не задерживайтесь долго. Противогазов нет, потому максимум – тридцать минут, и уходите. Вас сменят другие добровольцы.
Каменная дорожка, уходящая вниз, раскалилась так, что тепло чувствовалось сквозь подошвы льёсов. Потому Мэй торопилась. Дышать стало совсем нечем, и каждый вдох вместо свежего воздуха и облегчения приносил приступы кашля и удушья. На языке горчило, из глаз лились слезы. Пахло паленым мясом – это горели в питомниках ящеры.
Первый ряд теплиц пострадал не так сильно: стеклянные крыши провалились, но сами стены стояли твердо, и ряды растущих внутри злаковых тонули в пепле и дыме. Людей тут было совсем мало – только у одной из распахнутых дверей Мэй увидела двоих, пытающихся разобрать завал и освободить застрявших внутри. Под стеклянными обломками все еще оставались живые жители Города, и их надо было вытаскивать, оказывать помощь и уводить на свежий воздух. Или выносить, если у людей не оставалось сил.
