— Полно вам, — сказала она, утирая выступившие от смеха слезы. — Никто меня не видел! Три минуты. Минимум три минуты требуется на взлом многослойной иллюзии. Если, конечно, есть подозрения, что перед тобой иллюзия. А кто заподозрит спешащую домой кошку? Основная сложность была в том, чтобы верно рассчитать угол отражения: со стороны дороги меня видели кошкой, а при взгляде из дома вашего дорогого доктора, если бы он выглянул в окно, прежде чем открыть, я смотрелась бы сама собой. Но когда знаешь базовую формулу, подобные расчеты не составляют труда.
— Бедная кошка, — я поежилась от холода, пробравшегося под шелк платья. — Вы и ее подставили, как Саймона.
— Грязная тварь, — со злостью выплюнула Милс. И уточнила, кривясь: — Кошка ваша. Вечно отирается у порога, норовит влезть в дом. Но из ее наглости тоже можно извлечь выгоду. Кусочек ветчины в обмен на клок шерсти… Вы же знаете, что для построения сложных иллюзий нужен образец?
Когда она успела? Утром, пока мы еще спали, а кошка гуляла на улице?
Чистой воды импровизация, как она это назвала.
Удачная импровизация.
Действительно странно, что Крейг проглядел такую умницу. Допустим, некромантию она знала, так как помогала жениху с диссертацией, — отец говорил об этом. Но ментальное воздействие? Сложные иллюзии? Неужели изучала по книгам?
— Все равно вас раскроют, — сказала я, не выдержав самодовольства, светившегося на ее сейчас каком-то особенно некрасивом лице. — Яд реликтового василиска слишком редкий. Подумают хорошенько и вспомнят голову, которая хранится у вас на кафедре.
— Вы и правда умная девушка, Элизабет, — восхитилась библиотекарша. — Вашу работу по драконам я ставлю в пример своим студентам. А единорог? Вам же прямой путь был на мою специальность! Изучали бы мистических существ в теории и на практике. Но вот с головой вы немного ошиблись, — она мерзко усмехнулась. — Совсем немного. Вы умны, но не умнее Крейга. Он давно заподозрил бы меня, если бы не знал, что голова василиска — подделка. Муляж. Когда-то была настоящая, но четыре года назад при проверке выявилось, что она испускает ядовитые миазмы, и ее решено было уничтожить. Только прежде, — улыбка стала еще гаже, — я отщипнула несколько чешуек с кожей. Хотела выделить яд и демонстрировать его действие студентам. На лягушках, к примеру. Но концентрата оказалось слишком мало, чтобы использовать его на занятиях… А выбрасывать было глупо…
Она умолкла. Задумалась о чем-то, с силой морща лоб.
— Странно, да? — спросила у меня. — Это ведь случилось уже в новой жизни. В прежней достать яд мне было бы негде. Но он и не пригодился бы…
Библиотекарша отошла к заколоченному окну и замерла там. Удобный случай для удара. В спину, да, но я не остановилась бы перед этой «подлостью», если бы не подозревала, что на драконше защита в несколько раз мощнее любого атакующего заклинания из моего небогатого арсенала. Вот если бы прорваться на миг в подпространство, собрать веночек из чистой энергии и усилить ею плетение…
— Мне придется убить вас, — не глядя на меня, сказала мисс Милс. Тихий печальный голос заставил зашевелиться волоски на моих руках. — И вас, и доктора, как только он принесет книгу. Лучше бы он добыл ее поскорее, а то я не успею приготовить ужин. Обещала Саймону испечь лимонный рулет на десерт… Вам нужно было выбрать моего сына, Элизабет, — она повысила голос и резко обернулась. — Я давала вам такой шанс. Вы могли стать чудесной парой, и никому не пришлось бы умирать. Даже Лидии. Пусть бы себе болтала — кто бы ее слушал, когда прежняя реальность забылась бы? Если бы вы не стали о ней напоминать, забылась бы, и все были бы счастливы.
— Я не перестала бы о ней напоминать, — покачала я головой. — Никогда. И дело не только в пропавших студентах. Если не вернуть все как было, мир погибнет. — И добавила доверительным шепотом: — Я знаю, мне Мэйтин сказал.
Библиотекаршу перекосило. Шок — это по-нашему.
— Вы сумасшедшая? — вытаращила она глаза, и я с трудом сдержала смех: кто бы говорил! — У вас… голоса? Видения? Или это место действует? Лидия так и не оправилась после того всплеска. Но вы… Бедная девочка!
Самое смешное: она искренне жалела меня. Собиралась убить, но переживала из-за моего возможного помешательства.
Бедная девочка…
Ева Кингслей назвала меня так же в тот день, когда пришла в себя в лечебнице. Хотела сказать мне что-то важное, но не успела. Тогда я забыла об этих словах почти сразу же, а теперь почему-то вспомнила. Должно быть, это и правда важно, и нужно успеть понять… До смерти? До того, как я умру в этом мире и окажусь в другом?
Нет, умирать сегодня я была не намерена. Другой мир подождет. Ему ведь без разницы: Мэйтин говорил, что понятия времени между мирами не существует. А Грайнвилль — о том, что в этих мирах мы можем быть кем угодно…
Я улыбнулась, чем еще больше озадачила вглядывавшуюся в мое лицо женщину.
— Вы не в себе, — сделала вывод она. — Это трудно — хранить память об обеих реальностях. Я сама… Впрочем, это неважно.
— Почему же? — возразила я. — Мне интересно, как вы справились.
В финале злодеи обычно делятся секретами, думая, что герой унесет их с собой в могилу. А герой выживает, как правило.
Я надеялась, что не стану для этого правила исключением.
— Справилась как-то, — не пожелала откровенничать мисс Милс. — Не сидите на полу, там холодно, встаньте…
— А то что? Простужусь? Побрезгуете убить меня с насморком?
Вместо того чтобы устыдиться своих намерений, библиотекарша разозлилась:
— Вы сами виноваты! Я перебрала все источники, нигде и слова нет о подобных аномалиях! Но если и так, зачем нужно было поднимать переполох? Ставить в известность ректора? Писать заметки на память? Вы сами в это влезли и не оставили мне другого выхода! А ведь вы мне понравились, Элизабет. Думаете, много студентов уделяет внимание истории мистических существ? Единицы! А у вас хороший потенциал… был… Как и у Германа. Вы не представляете, как я расстроилась, когда поняла, что он был в числе бездельников, мечтавших получить желаемое за одну каплю крови. Глупый мальчишка! Загадал бы научную степень сразу же после окончания академии — ему это удалось бы. Но нет, ему захотелось победы в дурном мордобое. Вот и поплатился!
— Саймон не знает, — поняла я. — Не знает, что это вы провели тот ритуал.
— Не знает, конечно, — женщину насторожили мои слова. — Зачем ему знать?
— Они с Германом дружили.
— Правда? Бедный мой малыш, он совсем никому не нужен. За годы так и не нашел друзей, кроме мальчишки, которого заведомо не могло быть в его жизни, и девчонки, которой тоже скоро не станет. Думаете, так будет всегда? Мир не примет его?
— Саймона? Почему?
— Потому что его не должно быть, — словно удивляясь тому, что приходится объяснять, сказала библиотекарша. — Он умер вскоре после рождения.
